Долг жизни

Нора смотрит на простирающееся перед ней море голов. Тысячи граждан собрались на площади, чтобы увидеть выступление Канцлера Мон Мотмы и услышать рассказы освобожденных из кашиикской тюрьмы. Рядом с Норрой стоит Брентин — она слегка сжимает его руку, ощутив, что ладонь мужа сильно вспотела. Вид у него бледный, он кусает губы и смотрит не на толпу, а поверх нее — в какую-то точку посреди пустоты. Норра боится, что и сама выглядит так же, обуреваемая множеством чувств: волнением от предстоящей речи перед собравшимися, уверенностью, что после ее, скорее всего, вырвет прямо на флотскую форму, и, наконец, беспокойством за Теммина, который так и не появился и, значит, всерьез на нее злится.

Они на сцене не одни. Позади Канцлера десятки освобожденных со странного тюремного корабля Голаса Арама. Прибыли и официальные лица — сенаторы, генералы, адмиралы. Акбара нигде не видно, но Норра замечает коммондора Агейт, на лице которой лежит свойственный ей отпечаток порожденных войной гордости и скорби. Hoppe кажется, что где-то в конце она замечает генерала Мейдина, а рядом с ним сенатора от Чандрилы, Дюрма Хармодиуса.

А неплохая у нее подобралась компания, учитывая, что сама Норра — дезертир.

Площадь окружают похожие на белые утесы здания центра Ханны, а дальше простирается море. Прямо впереди, подобно лестнице, бегущей по фасаду старого Дома собраний, тянутся темные линии балконов, предназначенных для дипломатов, сенаторов и других посланников, желающих увидеть сегодняшнее празднество.

На самом верху — балкон, зарезервированный для имперского чудовища, адмирала Рей Слоун. Норра старается не думать о ней, не думать вообще ни о чем: ни об этой женщине, ни о Теммине, ни о том, что нужно побыстрее сбежать, прежде чем ее стошнит.

Мон Мотма выступает вперед. Ее сопровождают двое советников: тогрута Окси Крей Корбин и чандриланин Хостис Иж.

По краям сцены и над головами толпы парят дроиды-камеры с выдвинутыми голообъективами; некоторые делают статические фото с голубыми вспышками, другие ведут видеосъемку разворачивающихся событий. Норра старается не обращать на них внимания.

Мон Мотма поднимается на старый, белый как мел каменный подиум, осыпающийся по краям, но переживший века.

— Приветствую вас, жители Чандрилы. Приветствую вас, граждане Новой Республики. Приветствую тебя, Галактика. Я Канцлер Мон Мотма…

Толпа взрывается аплодисментами.

* * *

Грохочут аплодисменты.

— Мне нужно увидеть маму! — пытается перекричать их Теммин, обращаясь к охраннику, который преграждает ему проход на площадь. — Она на сцене!

Позади него нетерпеливо покачивается туда-сюда Костик.

— На площади нет места, — отвечает охранник, когда шум стихает. — Придется тебе подождать.

— Я не могу ждать. Это крайне важно!

— Уверен, что так. — Охранник делает шаг к Теммину, слегка оттесняя его назад. — И тем не менее придется подождать, малыш.

— Я не ма… — «Да какая разница?» — Собравшимся может грозить опасность. — На самом деле Теммин в этом не уверен, но он точно знает, что происходит что-то не то. И обычно подобное бывает опасно. — Пожалуйста!

— Опасность, говоришь? — Охранник снимает с бедра дубинку, и с ее белого наконечника сыплются голубые искры. Он угрожающе замахивается ею на Теммина. — А ну-ка отойди, мелкий. Или я…

Раздается жужжание сервомоторов, и Костик танцующей походкой устремляется к охраннику. Схватив его за руку, дроид выворачивает ее вверх, и дубинка-шокер ударяет по золотистому шлему ее обладателя. Вскрикнув, охранник пошатывается и падает. Пятки его судорожно дергаются, хотя остальное тело неподвижно.

— Ой-ей, — говорит Теммин.

— УГРОЗА ХОЗЯИНУ ТЕММИНУ НЕЙТРАЛИЗОВАНА.

— По крайней мере, ты его не убил. — Сзади доносятся крики, и появляются еще трое охранников — двое с шокерами, один с бластером. — Идем, Костик!

* * *

— На этой сцене стоят лучшие граждане Галактики, — обращается к публике Мон Мотма. — Многие из них стояли у истоков Восстания, альянса добропорядочных, жаждущих свободы планет, желавших сбросить со всех нас ярмо Империи, которая подчинила себе бесчисленные системы и насаждала порядок грубой силой и жестокой диктатурой. Эти времена прошли, и клинок Империи затуплен.

Новые аплодисменты.

Норра замечает в толпе какое-то движение. Ее наметанный глаз пилота приучен к подобному: ты недолго протянешь в черноте космоса, если не знаешь, какая светящаяся точка всего лишь звезда, а какая — выходящий из гиперпространства вражеский корабль. По толпе словно пробегает дрожь — Норра не может понять, что происходит, но замечает расступающиеся тела и поворачивающиеся головы.

— Медленно, но верно, — продолжает Канцлер, — Империя отступает. Планета за планетой, система за системой. Ее время подходит к концу, и когда она окончательно рухнет, из ее руин поднимется Новая Республика, чтобы собрать обломки и восстановить поврежденное. Заметьте, я говорю «поврежденное», а не «разрушенное» — да, Империя причинила нам серьезный ущерб, но он не останется с нами навеки. Нам есть куда идти. Нам открыта прямая дорога вперед.