Долгая дорога домой

Пробежав больше квартала, он спрятался в каком-то дворе, где было тихо. Пересчитал «выручку» — получилось неплохо, пятьдесят рублей с копейками в злотых, самое главное — была мелочь. Прямо там съел прихваченную булку, давясь и ничем не запивая, только чтобы утолить голод. Деньги рассовал по карманам — в ДПЗ тюремные робы не выдавали, и он был в том, в чем его арестовали. Теперь можно было действовать.

Почему-то при любых беспорядках первыми страдают общественные телефонные кабины — вандалам и анархистам очень нравится их ломать и вырывать трубки. Ему пришлось пройти не один квартал, прежде чем он нашел целую — все это время он присматривался к тому, что происходит на улицах. Количество людей не увеличивалось, а вот оружия на руках становилось больше буквально с каждым часом. В городе продолжали стрелять.

Закрывшись в телефонной будке, он подкормил аппарат монетами и набрал первый номер, сотовый — трубка отозвалась противными гудками. Значит, Елена либо выключила аппарат, либо его потеряла, либо…

Что «либо» — думать не хотелось.

Второй номер — номер кабинета отца. Не отвечает вообще. Номер дежурного штаба округа. Ответа нет.

А вот это уже серьезно. Отца может не быть на месте, но дежурный по штабу военного округа должен быть на месте, даже если небо падает на землю.

Покопавшись в памяти, граф Ежи скормил автомату еще несколько монет и набрал санкт-петербургский номер. Как и любой младший офицер гвардии, он должен был быть готовым к действиям в чрезвычайной ситуации и знал, с кем и как выходить на связь, если ты оказался во враждебном окружении и оторвался от своего полка. Гвардия в государстве была совсем не для того, чтобы на парадах красиво дефилировать.

Гвардия — это гвардия!

Ответили после десятого гудка — так и должно было происходить, это сделано для того, чтобы, если кто-то набрал этот номер случайно, то положил бы трубку.

— Слушаю вас? — раздался нейтральный, возможно, даже принадлежащий роботу-автоответчику голос.

— Личный номер один-два-пять-семь-один-девять-семь-три, проверьте, — сказал граф Ежи, четко проговаривая каждую цифру.

Разговор прервался, в телефонной трубке заиграла знакомая мелодия «Боже, царя храни». Звуки этого величественного и патриотичного гимна для каждого русского и того, кто считал себя русским, были опорой и поддержкой, даже если мир вокруг распадался на куски. Это было напоминанием о том, что держава — существует, и она — защитит. Каждого.

Граф Ежи не задумался даже ни на секунду, делая то, что он делал сейчас. Да, он был поляком, но он не хотел той Польши, которая рождалась в бунте. Тот же пан Юзеф — его что, просто так посадили? По повадкам — сразу понятно, что за зверь и где ему место. Сейчас он на свободе — кому от этого лучше? А то, что выпустили и вооружили уголовников — они что, за Польшу? Бо#льшая часть пойдет грабить, разбойничать, сводить счеты, пользуясь полученным оружием. В Польше воцарится кровавый хаос.

А эти… которые булочника забили ногами — это, что ли, надежа и опора новой Польши? А завтра они еще кого-то ногами забьют? А что будет потом?

Нет… к чертям такую Польшу!

Музыка прервалась, трубка ответила уже не холодным электронным, а явно человеческим голосом.

— Ваше имя и воинское звание?

— Ежи Комаровский, поручик Его Величества лейб-гвардии Польского гусарского полка.

Едва слышно застучали клавиши.

— Принято. Слушаем вас.

— Мне нужен дежурный офицер оперативного управления Генерального штаба. Не помощник, а именно дежурный.

Тем самым граф Ежи подтвердил, что он действительно офицер гвардии и знает, кто в Генеральном штабе имеет право принимать решения.

— Минуту…

Голос снова сменился — теперь это был явно голос старшего офицера, привыкшего командовать.

— Дежурный, полковник Лодейко.

— Господин полковник, я Ежи Комаровский, поручик Его Величества…

— Это мне уже доложили, поручик. Что имеете сообщить? Запись включена.

— Нахожусь в Варшаве, в отпуске. В городе начался вооруженный мятеж, разгромлен дом предварительного заключения, все заключенные выпущены, им роздано оружие. Оружие раздают централизованно, с машин, записывают при этом в Армию Людову, призывают убивать русских и евреев. В городе погромы, перестрелки, население большей частью на улицах, с оружием. Видел сгоревшие полицейские машины, сожженные и разграбленные лавки. Организованного сопротивления не наблюдаю.

Граф Ежи подумал, не забыл ли он чего еще.

— Да… еще… у всех мятежников есть бело-красные повязки, так они опознают друг друга. Это все, что имею сообщить.

— Минутку, ожидайте на линии, поручик.

На сей раз ждать почти не пришлось, к телефону подошел еще один человек.

— Подполковник Кордава, разведка. Откуда вы звоните?

— Из телефонной кабины общего пользования.

— Вы знаете, где находитесь?

— Нет. Не могу сказать точно.

— Хорошо. Теперь вы Стрелец, повторите!

Непостижимо уму. То Стрелок, то…

— Стрелец.

— Верно. Ваша задача — выжить, ни во что не ввязываться, продолжать информировать нас о происходящем. Каждое свое сообщение предваряйте словом Стрелец, тогда мы поймем, от кого оно.

— Так точно.