Как-то утром приехал фургон для скота. Сторож завёл рысака внутрь, а сам сел в кабину. Вначале Баловень думал, что его везут в другой город на бега. Только не было хлопотливого Палыча и не сыпали овса, чтобы накопить сил для борьбы. Лошадиный фургон всегда тщательно убирали, промывали из шланга. А сейчас резко воняло коровьим навозом и ещё Баловень вдруг почувствовал страх. Он витал в фургоне. Как будто слышалось коровье мычание и поросячий визг. Этот страх пропитал стены фургона, проник в каждую щель, каждую трещину. Он оглушал, придавливал, доводил до отчаяния. Баловень задёргал головой, застучал копытами по железному полу. Он словно догадался, куда едет.
Фургон въехал в ворота мясокомбината.
Бойня
Баловень не знал, куда его привезли, но решил держаться за фургон до последнего. Он напрягся, сжался в углу. Тогда его потащили силой. Баловень боролся как мог. Бил передними копытами и угрожающе поддевал головой. Чтобы заставить лошадь подчиниться, по фургону долбили палками. Гулкие удары эхом разносились по двору.
В загоне заревели коровы. Их безумные, непонимающие глаза были устремлены в небо. Они словно жаловались кому-то на свою страшную судьбу. Громким рёвом они старались подавить страх. Так им было легче. Среди коров Баловень был чужим. Ему не с кем было поделиться своим страхом. Он впал в оцепенение. Понуро стоял у изгороди, опустив голову.
Притащился какой-то начальник с портфелем.
— Это чё? — спросил начальник.
— Конина, — сказал сторож.
— Оформи как бычка, — сказал начальник рабочему в клеёнчатом фартуке.
— Мигом, — откликнулся рабочий, — это мы понимаем.
Рабочий поволок рысака за собой. Баловень не сопротивлялся. То ему казалось, что ведут его в какую-то чужую конюшню, в чужом городе, куда привезли на бега, то рабочего он путал с Палычем, который доставляет его к ветеринару на осмотр. Ему не было страшно, только по телу пробегали судороги, хвост был опущен, а уши прижаты.
— Ты не робей, — сказал рабочий, — у нас мигом.
Подошли к забойному цеху. Оттуда слышался коровий рёв. И тут Баловня словно вкопали. Он не двигался с места. По его животу пробежала дрожь. Рабочий дёргал за верёвку, лупил палкой, уговаривал. Рысак не слушался. Позвали сторожа. Лошадь потянули силком. И тогда жеребец вдруг жалобно заржал, задирая голову к небу. В ответ коровы завопили громоподобными голосами, усиливая ужас.
— Чует, — сказал рабочий.
Баловень заржал ещё громче и взметнулся на дыбы. Рабочие повисли на нём и осадили лошадь. Открылись ворота забойного цеха. Оттуда несло кровью. Здесь проходила полоса между жизнью и смертью. Баловень упёрся. Никто не хотел переступить эту черту. Он прыгал из стороны в сторону, пытался вырваться. Крепкие верёвки давили к земле.
Рысаку отвесили тяжёлый удар по спине. Его затягивали тяжело и больно. Ещё мгновение, и захлопнулись бы железные ворота. Вдруг послышался голос начальника.
— Стой! — кричал он, — стой!
Рабочие остановились.
— Выводи, — сказал начальник, — переиграли. Директор себе берёт на свою ферму.
— К пастуху, — сказал рабочий, — это мы понимаем.
— А ну-ка пусти его по кругу, — приказал начальник.
Рабочий приладил к лошади длинную верёвку и пустил по кругу.
Баловень обрадовался: так делали после заезда, чтобы лошадь остыла и успокоилась.
Баловень пошёл рысью, всё убыстряя и убыстряя ход. Он бежал среди рёва и смрада, среди страха и надежды.
— Породистый, — сказал начальник, — какой дурак его сдал?
— Я, — сказал сторож.
— Загоняй в фургон, — сказал начальник сторожу.
— А бабки? — спросил сторож.
— А в ментовку? — сказал начальник. — Хочешь?
— Нет, — ответил сторож.
— Ну и гуляй!
Стадо
У директора была своя коровья ферма в глухой подмосковной деревне. Туда и определил директор Баловня, приказал пастуху поставить под седло. Для Баловня это было непривычно. Он ловчился скинуть пастуха, брыкался, вставал на дыбы. Но пастух нашёл к нему подход: он дал ему чёрного хлеба с солью. Баловень привязался к пастуху и привык его слушаться. Вместе со стадом они спускались в овраги, продирались сквозь колючий кустарник, переплывали речку. Баловень стал сельским жителем.
Отвели ему место в коровнике, где он и простаивал ночами, наблюдая за коровами, жующими свою вечную жвачку. Всё было бы хорошо, только не поладил он со сторожевой пастушеской собакой. Овчарка была уверена, что все животные должны её слушаться.