Летом, после Купалья, появилась возможность поехать в Италию. Как я мог не воспользоваться такой возможностью? Со времени давней поездки в Рим страна эта была для меня желанным солнечным праздником. Приглашала мэрия города Терни, столицы провинции Умбрия. Ехать предстояло втроем. Кроме меня, в нашу группу входили Дейнеко из Товарищества дружбы и известный уже Иван Иванович Антонович из ЦК.
В накаленном летним зноем аэропорту имени Микеланджело нас ожидал живой и разговорчивый итальянец Джорджио, который на новенькой «Альфа-Ромео» повез нашу группу в Терни.
Летняя Италия даже через стекла мчащегося автомобиля выглядела чудесно, сказочно. По новой автостраде Джорджио гнал машину со скоростью 120 километров в час. Мимо проносились придорожные деревья и купы кустов с белыми и желтыми цветами. Вдали величественно проплывали хвойные зонты пиний. На склонах опаленных горячим солнцем гор вырастали старинные городки с добротными каменными домами, католическими храмами, древние замки, обсаженные кипарисами виллы.[374] Терни, современный индустриальный город, показался нам менее привлекательным, зато водопад на его окраине, знаменитый Каскадо, оживлявший весь окрестный пейзаж, был несомненной городской достопримечательностью.
Из центра провинции мы с Джорджио поехали на его родину — в курортное местечко Педилюка. Извилистая дорога долго петляла среди белых скал, пока, наконец, ни привела к поселочку, который прилепился к крутому склону на берегу горного озера. Выше по склону можно было разглядеть развалины какого-то замка, а на другом берегу виднелась скульптура Мадонны, словно выраставшая из зеленого холма. Вся эта красота отражалась в тихой озерной воде.
Мы поселились в придорожном мотеле, и Джорджио Бергамини начал возить нас теперь уже на собственном стареньком дизеле, который, увы, слишком часто выходил из строя. То потечет вода из радиатора, то лопнет шина… Мы съездили в Терпи, а оттуда — в усадьбу его приятеля-художника. Тамошний дом, гордо именовавшийся студией, был просто старой мельницей, приспособленной для жилья и работы. Внутри по каменному полу тёк чистый и прохладный ручей. Старый отец художника угощал нас вином и рассказывал, как работает сын. Выяснилось, что по профессии он металлург, а искусство — его хобби. Затем мы съездили в горную деревушку Палина, из которой открывался великолепный вид на широкую, затянутую сизой дымкой долину. Эта деревушка в минувшую войну была партизанской базой, и ее жители очень хотели бы подружиться с белорусскими партизанами.
В Терни довелось присутствовать на открытии белорусской художественной выставки. Это было постыдное зрелище. Полотна 40-50-х годов на темы подъема льняной тресты или заключения договора о соцсоревновании, портреты передовиков производства, развешенные в маленьком зальчике, производили гнетущее впечатление на редких посетителей. Действительно, показывать такие картины в Италии, стране высокого классического искусства, было для организаторов выставки проявлением величайшей самонадеянности.[375] Вероятно, даже они понимали это. Поэтому, когда выставка закрылась, о ней словно забыли, и полотна оказались по существу бесхозными. На родину их доставил всё тот же Джорджио — по собственной инициативе и за свой счет.
Одно из воскресений мы провели во Флоренции. Это была, наверно, самая незабываемая моя поездка. Я увидел подлинную статую Давида на площади перед собором, в котором когда-то встречались герои бессмертного Данте. А во всемирно известной галерее Уффици не сумел сдержать слез перед полотнами Сандро Боттичелли, с которыми по репродукциям был знаком еще в дни моей трудной юности. Полные впечатлений, мы в ближайшей траттории выпили по паре бокалов кьянти, которое с тех пор полюбилось мне на всю жизнь.
Джорджио был для нас и шофером, и гидом, и заботливым хозяином. Этот итальянец стал для меня верным многолетним другом. Почти каждый год после нашей первой встречи приезжал он в Минск — то со спортсменами, то с туристами, то с ветеранами-партизанами. Оказался он и советником итальянской фирмы, занимавшейся реконструкцией автодороги Брест — Москва. Я помог ему наладить сотрудничество с Товариществом дружбы, и Арсений Ваницкий не однажды принимал Джорджио и беседовал с ним за чашечкой кофе. Характерно, что вот с Антоновичем во время нашей поездки в Италию отношения у них были очень напряженными, они почти непрерывно спорили. Дело в том, что Джорджио был итальянским коммунистом, а Антонович, естественно, советским. Это, по-видимому, и являлось причиной часто возникавших конфликтов: всё-таки итальянские коммунисты были иной породы, чем наши.