Долгая дорога к дому

Элари догадался, почему их не пустили внутрь: из дыры доносился приглушенный гул разговоров — безошибочно узнаваемый треп девочек-подростков.

— Их там четырнадцать штук, — пояснил Суру. — Они сироты, никому не нужны, а что с ними сделают сурами — сам знаешь…

Элари видел, что для Феминиста тут самое подходящее место, а для него… но он отыскал своих друзей, и это было главное.

6.

Охрана оказалась очень скучной работой. Даже говорить было нельзя, разве что шёпотом — их могли услышать наверху. Они молча сидели у стен, глазея на них и друг на друга. Элари пришлось устроиться на корточках — на его заду тоже не осталось живого места.

Потом Руми принес им еду. Элари вяло поковырял холодное мясо в консервной банке и вдруг с аппетитом напал на него — что бы ни происходило в мире, его желудок исправно требовал регулярных подношений.

Изнывая от скуки, он несколько раз подходил к лифту и прислушивался, но сверху не доносилось ни звука. Элари тщетно пытался представить, что происходит снаружи, — ему не хотелось сидеть под землей. Здесь было не слишком жарко, — особенно в таком одеянии, — но душно. В конце концов он сунул руку в щель между крышей лифта и стеной шахты — воздух в неё шёл, но вверх.

— Ты тоже понял? — шепотом спросил Суру, когда Элари вновь уселся у стены.

— Что?

— Воздух. Он идет через выход наружу, — а у сурами очень острый нюх. Я не знаю, смогут ли они нас услышать, но учуют почти наверняка. Стоит им заглянуть в комнату наверху — и нам придется отрабатывать свое место. Этот бункер — дурацкая затея. Если бы у этих, — он показал на дыру, — были головы на плечах, они бы сбежали отсюда ещё вчера. Лучше всего — на западное побережье. Там ещё есть шанс дожить до подхода кораблей из Ленгурьи. Или на север, к нам. А сидеть и ждать помощи, которая никогда не придет — это самоубийство.

— И что же ты тут делаешь?

— Я хотел найти друга и подумал — чисто инстинктивно — что он придет сюда. Это была смертельная глупость — я стал дезертиром, знаешь ли, — но я не мог тебя бросить. Твоя жизнь досталась мне слишком дорого.

— Ты хороший друг, — Элари улыбнулся. — Я ведь тоже пришел сюда чисто инстинктивно, то есть, не думая. Это чудо, что мы встретились…

— Почему бы и нет? По идее, нам надо бежать отсюда, всем, но они меня не слушают, а девочки…

Они вновь замолчали. Элари не чувствовал в сущности ничего, кроме скуки. Первым сдался Яршор — он пролез в дыру, прихватив с собой оружие. Элари думал, что его со скандалом выкинут обратно, но всё было тихо. Через минуту за Яршором последовал Эльт. Вновь тишина. Элари стал с тоской посматривать на дыру.

— Ладно, иди, — Суру усмехнулся. — Мы постережем.

7.

Выпрямившись, Элари осмотрелся. Просторная комната с низким — чуть выше его головы — потолком была заставлена раскладными кроватями. На них сидели девочки в одинаковой одежде сиротского приюта. Они были не такие уж и маленькие — лет по четырнадцать-шестнадцать, и по телу юноши пробежала резкая нервная дрожь, — когда он и его безымянная подруга занимались любовью этой ночью, для них не было ничего запретного, ни одно из тайных мест их тел не осталось нетронутым. Элари казалось, что всё это написано у него на лбу.

Девушки захихикали при виде его испуга и он сел у беленой, покрашенной понизу синей краской стены, продолжая осматриваться. Единственная полукруглая лампа была ярче, чем в коридоре, воздух — чище и свежее. Он потрогал грубую, колючую ткань коричневых одеял. Квадратную дыру закрывало нечто вроде печного шибера — вмурованная в стену железная рама с пазами. Сама крышка стояла у стены — лист толстого, в сантиметр, некрашеного железа, с загнутым верхним краем.

Элари комната показалась довольно уютной, только… Слева, в боковой стене, зиял темный проем, чуть выше его плеча.

— Что там?

Руми не ответил. Он сидел под лампой рядом с Хено Гердизшором — старшим воспитателем приюта. Перевоспитанные им "трудные" дети считали его своим настоящим отцом, но Элари не принадлежал к их числу: он всегда предпочитал быть сам по себе, и потому плохо поддавался какому бы то ни было воспитанию. К тому же, ему не нравился педагогический метод Гердизшора: тот сначала ломал своих учеников, а потом лепил их заново. Эффективность метода сделала его широко известным в Айтулари, но Элари оказался слишком стойким — или, может быть, слишком цельным для такой обработки. Впрочем, когда они встретились, ему было уже лет пятнадцать, и он мог постоять за себя. Что было бы, попади он к нему раньше, Элари не знал и даже не хотел представлять.