Гаврилов - старший тяжело выдохнул и, взяв стул, сел рядом с сыном, он не знал что сказать. Ругать бесполезно, так же как и читать нотации. Жалеть глупо. Стас просто сидел молча.
- Ну, говори, говори, что был прав по поводу Яны, что я наивный придурок, что я позорю тебя, что ты не думал, что твой сын станет таким ничтожным, говори, что я никчемный мажор, что алкоголик, - прервал тишину сам Илья.
- Я не хочу этого говорить. Я хочу попросить у тебя прощения, - поджал губы Стас, продумывая, как лучше выразить то, что он хочет сказать.
- За что? – усмехнулся Илья.
- За то, что оказался не таким отцом, каким должен был быть. Я не интересовался тем, что тебе интересно, какие у тебя увлечения, я никогда не хвалил тебя, не гордился.
- А что, было чем гордиться? – спросил Илья, прекрасно понимая, что нечем.
- Было. Мне постоянно говорили, когда ты учился в Англии, что у тебя нестандартное аналитическое мышление, что ты умеешь вести за собой, что ты очень эрудирован и быстро оцениваешь ситуацию. А мне казалось, что это же самой собой разумеющееся, ты же мой сын! И тем обиднее мне было, когда я понял, что ты не собираешься применять все свои способности на благо нашей компании. Меня страшно это взбесило. Я видимо забыл, что ты тоже Гаврилов, а значит, тебя нельзя заставить плясать под чужую дудку. Я же сам был таким, я делал вид, что принимал правила игры, а сам затаившись ждал момента, когда покажу, чья эта игра на самом деле. А ты даже ждать не стал. Твоя жизнь – твои правила. А мне так хотелось подогнать тебя под какой-то шаблон.
- Ну, тебе же было с кем сравнить, - напомнил Илья, имея в виду неизвестного ему брата.
- А знаешь, что у вас общего? – вдруг спросил Стас.
- А у нас есть что-то общее? – удивился Илья.
- Да. Вы оба послали меня к черту, - усмехнулся Стас, - И это не удивительно, в вас же течет моя кровь.
- Ты общаешься с ним? – спросил Илья то, что так хотел знать, но почему-то так боялся услышать «да».
- Нет. У нас состоялась одна встреча, перед его восемнадцатилетнем, двенадцать лет назад, и он дал мне явно понять, что я ему не нужен. У него есть отец, который вырастил его. На этом все и закончилось.
- Но ты же знаешь, кто он, где он? – продолжал задавать болезненные для себя, но такие важные вопросы.
- Да, я знаю, как он выглядит, чем занимается, на этом все, - пожал плечами Стас.
- Знаешь, я так разозлился на тебя, когда услышал про брата. Мне показалось, что я теперь тебе точно не нужен, - впервые честно, без иронии и сарказма, признавался Илья в своих чувствах.
- Ну что ты такое говоришь?! Пойми ты, наконец, я люблю тебя! Я действительно переживаю за тебя, просто я не умею правильно это выражать. Но обещаю, что с этого дня, все будет по-другому. Я так перепугался, когда мне позвонил Олег.
- Олег? – удивился Илья.
- Да, я просил его последить за тобой, чтобы ты глупостей не натворил, и что толку? Я безумно перепугался. Я сразу вспомнил тот звонок, когда мне сказали, что вы с мамой попали в аварию, - покачал головой Стас, - Я знал, что не переживу, если тебя не станет.
- А разве я тогда ехал с мамой? Я этого не помню, - удивился Илья.
- Да, ты ехал с ней, ты сам как-то выбрался из машины, - говорил Стас с комом в горле, вспоминая то, что он тогда пережил, - И как-то смог вытащить из горящей машины маму, - договорил Гаврилов и на секунду зажал пальцами глаза, дабы там не появились слезы, - Но она уже была мертва.
- Я ничего не помню, - качал головой Илья.
- Я знаю. Ты был очень испуган, у тебя был сильнейший шок, ты кричал во сне, много плакал, начал выдергивать волосы… Психиатр сказал, что это слишком большой стресс для детского сознания и предложил гипноз.
- Гипноз?!
- Извини меня, я позволил себе такое, но только во благо тебе. Ты стал спокойно спать и считал, что остался в тот вечер дома, а я увез тебя в Англию, чтобы никто из окружения и детей в классе не смог бы тебе рассказать правду… Прости меня, наверное, я был не прав. Ты был добрый, открытый, нежный мальчик. Очень ранимый. Мне казалось, что твоя чувствительность – это слабость характера, что перешла к тебе от мамы. Совсем забыв о том, что когда-то я тоже мог и любить, и страдать, и переживать. Я был жестким и отстраненным, не показывал тебе своей любви, не давал тебе проявлять эти чувства ко мне. Мне казалось, что я лучше знаю, что тебе нужно. Я затолкал тебя в этот университет помимо твоей воли, а потом дико удивлялся, почему ты не учишься, а только прогуливаешь мои деньги? Мне казалось, что сбылись мои самые страшные опасения, и ты превратился в мажора и алкоголика. Год за годом я отгораживался от тебя стеной.
- Пап, но эту стену ты строил не один, я старательно помогал тебе.
- Знаешь, когда-то такой же стеной, я отгородился и от твоей мамы, поэтому она начала пить, поэтому она пьяная села за руль, поэтому разбилась, - наконец Стас произнес вслух то, что столько лет сидело у него в душе и разъедало изнутри.
- Мама пила? – удивился Илья, поскольку никогда раньше не слышал от отца о маме ничего плохого, а тем более про ее пристрастие к алкоголю.