Долгая дорога в дюнах

— Значит, это все-таки правда?

— Слушай, ты на каком свете? Если возникнет опасность красного переворота, где реальный союзник против этой чумы?

— Ваш «Гром к Крест» хочет взять на себя историческую миссию?

— Можешь язвить сколько хочешь, не мы не намерены сидеть сложа руки.

— Ну вот видишь… О чем я и говорю. Гори они огнем все эти принципы, розовые планы национального процветания, независимости. Все эти речи, которыми мы тут сотрясали воздух…

— Ты напрасно иронизируешь, Рихард, — спокойно возразил Крейзис. — Можно, действительно, сколько угодно сотрясать воздух болтовней о национальной независимости, но если делать что-то всерьез — какими-то принципами придется поступиться. Можно сколько угодно поносить немцев, но сбрасывать их со счетов как единственно реальную опору — глупо!

— Ах, вот оно как, — саркастически усмехнулся Лосберг. — Поступиться одними принципами ради других? Ладно, тогда давай выпьем. Есть дивный тост. За свободу!.. От принципов.

Крейзис не поддержал его шутки, озабоченно посмотрел на часы.

— Через две-три минуты ты увидишь настоящих людей.

— Скажи прямо, чего ты хочешь от меня? Вербуешь в соратники?

— Зачем? Просто ты со своими связями в Германии можешь быть нам очень полезен.

Раздался звонок у входной двери, Крейзис поспешил в переднюю. Через минуту в комнату вошли сразу несколько человек — высокий, массивный директор банка Фрицкаус, промышленник Карлсонс, майор Янсонс, министр без портфеля Эглитис, морской офицер Берзиньш.

— Входите, друзья! — радушно пригласил Крейзис. И упрекнул: — Что же вы все так — скопом? Не думаю, чтобы полиция интересовалась моим домом, но и устраивать марш-парад вряд ли разумно.

— Прохладный прием, — потирая озябшие руки, усмехнулся Фрицкаус. — Мы надеялись на что-нибудь погорячее.

— Найдется и погорячее. Все знакомы с моим другом, Рихардом Лосбергом?

— Здравствуйте, наследник, — первым подошел к нему Фрицкаус. Как ваши дела? Не тяжела ноша?

— Говорят, своя ноша не тянет, — пожимая протянутую ему руку, улыбнулся Рихард. — Хотя, признаюсь, со стороны все казалось проще.

— Господа! — громко и торжественно проговорил Крейзис. — Нам повезло — на днях господин Лосберг по своим коммерческим делам отправляется в Германию.

Крейзис беседовал с Артуром:

— М-да, дело о пожаре… Точнее, о поджоге. Состряпано оно волостными пинкертонами довольно неловко. Все было бы значительно проще, если бы не один казус — на всех допросах вы упорно отказываетесь отвечать, где были в ночь перед пожаром? — Он выдержал паузу, потом спросил доверительно: — Может, хоть мне скажете?

— Нет. Этого сказать я не могу.

Адвокат с явным любопытством посмотрел на рыбака:

— Послушайте, Банга, вы осознаете свое положение? Вам предъявлено обвинение в поджоге. Дело пахнет тюрьмой. Каторгой! Вы можете понять?

— Но это же чепуха. Я не сумасшедший, зачем мне поджигать дом?

— Тяжело с вами, — вздохнул Крейзис. — Зачем поджигать? Да мало ли зачем? Обвинительная версия как раз и строится на мотивах мести, ревности… Фактов-то у них нет. Свидетели — липа! Врут вразнобой. И вот вы собственной рукой подсовываете им один-единственный, но вполне веский аргумент. Как мне вас защищать? Из чего прикажете кроить алиби? — Он поднялся, прошелся по тесной каморке, пробормотал сердито: — Черт вас за язык тянул! Могли бы вообще сказать, что спали у себя дома.

— А что бы это изменило? — пожал плечами Артур.

— Тогда выкладывайте начистоту. Есть кто-нибудь, кто может подтвердить, что вас в это время действительно не было в поселке?

Артур не ответил.

— Куда вы так поздно уходили из дому? Где были почти до утра? Почему явились в артель перед самым выходом в море?

Артур молчал. Может быть, даже не слышал. Он снова был там, на старой мельнице, в мягкой копне пахучего сена.

…Молчи, молчи… — тревожно и радостно шептала, прижимаясь к нему Марта. — О чем мне жалеть? Я твоя жена… Твоя… На всю жизнь.

— Марта, любимая… он бережно касался губами ее широко распахнутых глаз.

Летели над ними рваные облака, трепетным призраком, обманчивым маяком их недолгого счастья мелькала, в просветах луна…

— Благородство проявляете? — услышал он откуда-то издалека голос адвоката. — Какую-нибудь девчонку выгораживаете? Смотрите — дорого оно вам обойдется. — Крейзис пронзительным взглядом впился в лицо подследственного.

— Что вы меня пугаете? — угрюмо огрызнулся Артур. Должны же в самом деле разобраться? Если человек не виноват…

— Разберутся! — усмехнулся Крейзис. — Упекут за милую душу годков на десять. А то и на двенадцать. Судебная машина, молодой человек, штука громоздкая — ее запустить легко, а остановить — не подступишься. Сомнет кого хочешь! Пока я могу помочь — торопитесь, цепляйтесь… Потом сам президент вас не вызволит.

Артур невольно поежился. Может быть, и в самом деле до его сознания впервые дошла вся безнадежность положения. Несколько секунд сидел он молча, добела сцепив пальцы, потом проговорил хрипло и категорично:

— Я не могу… отвечать…

Крейзис как-то странно посмотрел на своего подзащитного, закрыл папку, поднялся из-за стола.