Долгая дорога в страну возрастных изменений

И знаете, кто подал сигнал к началу феминистического восстания? Один из homo sapiens мужского достоинства. Речь идет о выдающемся французском революционере Робеспьере. Незадолго до своей трагической кончины в 1794 году он впервые громогласно озвучил лозунг, подхваченный восставшими массами и взятый на вооружение всеми поклонниками демократии: «Свобода, равенство, братство!» За эти слова Максимилиан поплатился головой, а многие сторонники Великого буржуазного переворота, особенно женщины, восприняли предложение буквально. Сторонницы революции поверили в демократию и даже успели составить и подать в Национальное собрание документ, частично уравнивающий их в правах с сильной половиной. Мужчины испугались и бумаге ходу не дали, а тут и Наполеон со своим переворотом в месяце брюмере подоспел. Пришлось свободе, равенству и братству вместе с правительством Директории отправиться в отставку.

Женщины не сдались, они затаились и ушли в подполье, откуда и посылали миру литературные весточки. Поднакопив силы, во второй половине девятнадцатого века они создали гендерное движение. Его члены стали называться суфражистками (от англ. suffragist – право голоса). Именно его они и требовали в первую очередь. В конце концов после многолетней борьбы женщины требуемое получили.

Благодаря профессору Сироткину, читавшему в Инязе курс французской истории, я до сих пор поражаю соотечественников Макрона знанием некоторых фактов их прошлой жизни. Профессор не отказывал себе в удовольствии на экзамене задавать дополнительные вопросы. Мне, например, досталось целых два. Сначала меня спросили, сколько сортов сыра производится в стране трех мушкетеров. Проживая за мощным железным занавесом, я не смогла тогда правильно оценить разнообразие молочной продукции капиталистической сырной державы. Зато на второй вопрос: «В каком году женщины во Франции получили право голоса?» – я ответила без запинки. Бросить бюллетень в урну наравне с мужчинами и тем самым реализовать главное конституционное право соотечественницы Жанны д’Арк смогли только после Второй мировой войны, в 1945 году.

Идеологически выдержанный товарищ Сироткин неоднократно подчеркивал, что нам, советским студенткам, невероятно повезло, так как главный государственный документ СССР гарантировал нам возможность исполнения гражданского долга с восемнадцатилетнего возраста. К этому своему долгу я относилась спокойно, но ответственно, голосуя в назначенный день до полудня. Однако, расставаясь с выданным мне районной избирательной комиссией листочком, я никакого волнения в груди не испытывала. Я воспринимала происходящее как должное и неизбежное. Меньше всего я думала в тот момент о равноправии женщин и мужчин.

Взглянуть иначе на выбор как таковой, будь то избрание члена местного совета депутатов или поиски ответа на вопрос, как жить дальше, меня заставила институтская встреча с экзистенциализмом. Я прониклась рассматриваемой им проблемой социальной ангажированности и ответственности человека за свои поступки. Я зачитывалась Камю, Сартром, Мориаком и их американскими последователями – Стейнбеком, Апдайком, Теннесси Уильямсом, Куртом Воннегутом. Вовремя попавшаяся умная книга про экзистанс помогла мне переварить обильное чтение и адаптировать чужие гениальные мысли. В результате к девятнадцати годам у меня сформировалось упрощенно-утилитарное понимание величайшего философско-литературного направления двадцатого века. И сводилось оно к следующему: принятие любого решения ведет к потере liberte, ибо ты свободен только в процессе выбора. Таким образом, пока ты колеблешься, стать тебе врачом или актрисой, надеть брюки или мини-юбку, купить 300 граммов колбасы или 500, а также кому из поклонников отдать предпочтение, у тебя нет ни перед кем никаких обязательств. Они появляются только после принятия решения. Итак, коли ты определилась с призванием, оделась, отоварилась мясным изделием, встретилась с Петей, а не Васей, то ты отказалась от свободы, социально ангажировалась и начала по полной нести ответственность за свои действия.

Очень соблазнительным тогда выглядело альтернативное решение всех проблем – переселение на небольшой уютный необитаемый остров с приятным климатом и со всеми коммунальными удобствами. Найти бы свой Чунга-Чанга и жить как хочется, ни с кем не считаясь. Все равно никого, кроме тебя, там нет. Однако вскоре труды главной феминистки второго пришествия нарушили плавное течение моего экзистанса. Соратница, последовательница и гражданская жена Жан-Поля Сартра попыталась взять меня в интеллектуальный плен и обратить в свою феминистическую веру. На какое-то время Симона де Бовуар стала чуть ли не властительницей моих скромных девичьих дум. Прочитав 800 страниц книги «Второй пол», я почти согласилась с автором, что «женщиной не рождаются, женщиной становятся». Однако подобной точки зрения я придерживалась недолго. Во-первых, я прекрасно себя чувствовала в женском обличии, а во-вторых, моя семья являла чудесный пример гармоничного полного межполового равенства.