Долгая и счастливая жизнь

Письмо было дописано, и она почувствовала, что больше оставаться здесь нельзя, что ее долг — пойти наверх и посочувствовать. Она встала, пригладила волосы, сполоснула руки над раковиной, но перед уходом тихонько подошла к плите посмотреть, как там Следж в своем картонном ящике. Он недавно накормлен и, должно быть, спит, но на всякий случай она стала так, чтобы он ее не видел. А он не спал. Он спокойно копошился, прикрывая глаза от света черными кулачками. Розакок долго стояла, наблюдая за ним и стараясь представить себе его лицо, когда он будет подростком или мужчиной, но в его чертах ничего не проглядывалось, как весной в тугой коричневой почке на неизвестном дереве.

Она видела в нем только Милдред, такую, как в тот последний морозный день на дороге, и ей казалось, что здесь она нужнее, чем наверху, где надо что-то говорить людям, которые находят утешение друг в друге, и она взяла на руки Следжа и опять села, положив его вдоль колен и надеясь, что она сумеет заставить его хоть раз улыбнуться, а потом он заснет. Она старалась его позабавить, делая смешные гримаски и вертя пальцами, но он серьезно уставился на нее черными глазами, а губки его настороженно сжались, и вскоре она оставила все попытки и стала покачивать колени и тихо напевать, а он повернулся налево, уткнулся лицом ей в бедро и как-то незаметно уснул. Она замерла. Немного погодя, уже не боясь его потревожить, она двинула ногой и перекатила его ближе к себе, и он наконец улыбнулся, словно видел во сне что-то куда забавнее, чем то, что выделывала перед ним она. Но это все равно хорошо. Этого достаточно. И она сидела, не шелохнувшись, и слушала его ровное дыхание, подложив ему руки под голову, пока сама не начала клевать носом.

В дверях появилась Мэри.

— Вы стали по-другому относиться к Следжу, да, мисс Роза?

— Нет. Это он ко мне стал относиться по-другому.

— Это точно, мэм. Он мало кому позволяет держать его вот так. Ему плечо подавай. — Она шагнула к Роза-кок и, понизив голос, сказала: — Давайте его сюда, асами идите наверх, нечего ему от родных вас отрывать. Мисс Сисси спит, а мистер Майло сидит один в спальне, что окнами на дорогу.

Розакок передала Следжа Мэри и у самой двери вдруг вспомнила:

— Мэри, как его фамилия — мальчика Милдред то есть?

Мэри поглядела на ящик.

— Думается, Рентом, только рентой тут что-то не пахнет, мисс Роза.

Розакок вышла и, поеживаясь, поднялась по холодной лестнице. Дверь комнаты, где лежала Сисси, была закрыта, и Розакок пошла в комнату напротив, бывшую спальню Папы. Она легонько постучала. В комнате буркнули что-то неразборчивое, и, открыв дверь в темноту (Папа не разрешал проводить электричество в свою комнату), Розакок спросила:

— Кто здесь?

— Я и ребенок, — произнес Майло.

Розакок так и думала. Она стояла на пороге, ничего не видя, ничего не чувствуя, кроме веявшего из комнаты тепла, и наконец сказала:

— Может, принести тебе лампу или еще чего?

— Нет.

— Ну, тогда, значит, спокойной ночи. — Она немножко постояла, не зная, что еще сказать в эту теплую тьму. Да и он от нее ничего не хотел. Он даже не сказал: «Входи», ведь это был Майло, а они с Майло давно уже не были близки, с тех пор как Сисси Эббот забрала его в свои руки и научила тому, что превратило его из серьезного мальчика в балбеса, который спел ей дурацкую песенку меньше чем две недели назад. Она закрыла дверь и пошла в свою комнатку по другой стороне коридора. Не зажигая света, она разделась и вытянулась на постели, надеясь заснуть. Но сон к ней не шел. Она слышала мужские шаги возле комнаты Сисси, потом на лестнице и шум отъезжающей машины. Это, конечно, доктор Следж. Потом вышла Мама, направилась к Майло и осведомилась, будет ли он сидеть так всю ночь. Он ответил: «Да», и Мама сказала: «Сынок, я должна поспать. Почему ты не посидишь там, возле Сисси? Я пришлю сюда Мэри». Майло спросил: «Это Сисси просила меня позвать?» Мама ответила: «Да», и он сказал: «Пришли сначала Мэри», и Мама пошла вниз и послала к нему Мэри, потом Майло прошел в комнату Сисси Эббот мимо двери Розакок. И, услышав его шаги, она подумала: «Они скоро утешатся. Ведь они не видели этого ребенка живым и ни разу не назвали его по имени. Это воля божья, и скоро наступит рождество. А сейчас спать». И она заснула.