Долгая навигация

Когда трос отдадут на танкер, с ним срастят проводник потолще, и только потом, потом пойдет с кормовой лебедки толстый — в руку толщиной — стальной буксирный трос.

Незаметно совсем рассвело, день был грязным — размытая сажа. Волна была желтой.

…На желтой рычащей волне задыхались, вминаясь в гребень. Флаг насквозь отсырел, потерял свою яркость. Руку Юрьевича свело на холодном железе румпеля. Как привяжется вздорная мысль на гребке, будешь маяться с нею, покуда гребешь. Шурка думал, что флаг… что-то нужное связано было с флагом. Кроха Дымов обиженно думал про то, что просил вот у Карпова новые сапоги, а тот отказал: перебьешься, последняя осень. Женька, скаля небритую черную морду, думал о том, что должна быть на танкере буфетчица, ядреная баба. Сеня думал, что славно бы Юрьевича побрить. Валька просто не думал. Не было сил. Он был самым паршивым и слабым гребцом. Вся вода доставалась, к тому же, баковым, они с Сеней были мокры до трусов, до портянок, и гребли, уронив чугунные веки, гребли на износ. А Иван грустно думал: хорошо бы пожрать.

…Танкер вынырнул — словно всплыл: неожиданный, близкий, в семидесяти метрах, длинный и низкий, надстройка в корме и косой полубак.

— Навались!! Вот он — танкер… все шкоты и реи, брамсели, лисели! вот он!

Удачно, что шли против ветра и вышли под ветер.

— Баковые, суши весла! Новиков! Держать оба весла! Семенов! Бросательный!..

С невероятным наслаждением разогнувшись, Сеня вылез в летающий нос и начал сматывать в кольца бросательный конец.

— Три гребка! …Весла в воду!

— Быстрее ты можешь? — не выдержал Кроха.

— Быстро кошки родятся, — отвечал вразумительно Сеня. С него просто текло, и Дымов сердито затих. Взлетая и падая вместе с носовым люком, Сеня очень спокойно разделил кольца на две бухточки, примерился — и вдруг яростно обернулся:

— Товарищ мичман! Да там нет никого!

— Весла!! Н-на тан-ке-ре! Тьфу… дармоеды…

Боцман залез под канадку и вытащил, зацепляясь, ракетницу.

— А маленькой нет? — спросил с интересом Сеня.

И в шлюпке засмеялись.

Четыре зеленых в упор прошли над настройкой, прежде чем выглянула голова.

Голову охарактеризовали в шесть глоток.

Двое неспешных людей взобрались на полубак. Сеня швырнул — и попал, но конец не поймали. Один, повернувшись всем телом, смотрел, а другой долго падал на линь животом — так долго, что легость свалилась в воду.

— Чтоб тебя…

— Пьяные, что ли?..

— Ближе! — заорал боцману Сеня.

— На воду!!.

Со второго раза поймали. Шлюпка взлетала под форштевнем. Затащив наверх проводник, люди свесили головы и спросили про что-то.

И Ваня, забыв все порядки, вскочил и, тряся малиновым кулаком, завопил что есть мочи:

— Пожрать дайте!!

Там, наверху, невесело засмеялись, приняв этот вопль за обычный матросский юмор.

19

Остальное было просто.

Пили чай в облезлом, валящемся набок кубрике, пили чай, подняв воротники бушлатов и вцепившись сбитыми лапами в обжигающие кружки, и казалось, что было так всегда — и будет всегда.

Шли в бухту.

Трос рвался два раза. Два раза его заводили снова. К вечеру буксиры сдернули танкер с банки, поволокли куда-то на восток. Танкерюга, с помятым, как сказали, винтом, полз за ними, качаясь в замызганных сумерках и оставляя тяжелые жирные пятна. Про это никто не хотел вспоминать. Пили чай и гадали, дойдут ли к полуночи в бухту. Попадут они в бухту часом раньше или позже, было всем наплевать, но таким незатейливым образом проявлялся интерес к жизни. К полуночи не успели. Для швартовки им отвели место в самом конце стенки, за плавказармой. Когда прожектор высветил мокрый причал, у швартовных палов увидели тощего дивизионного писаря Мишку с портфелем и пишущей машинкой Образцовая Ундервудъ — и поняли, что стоянка будет короче, чем ночь.

Вяло двигаясь, обтянули швартовы; сошел командир. По сходне поднялся Мишка.

Док был назначен на май. А пока — их отзывали в Сорочью губу, за многие сотни миль, для спешной работы. Назаров не знал того театра, и поэтому шел с ними вместе комдив. Там, на месте, и отдых, и баня, и нужный ремонт. Выход сразу, как закончит комдив дела. Так сказал писарь Мишка и пошел искать свободную койку.

Накрывали вечерний чай.

Странно было сидеть за стоящим твердо столом. Мутило.

Еды было навалом, но есть никто не хотел.

— Сеня. Свистни Ивана.

Спустившись в носовой кубрик, Иван увидел за длинным пустым столом Кроху, Шурку и Женьку. Шурка в бушлате, Женька и Кроха в тельниках, со всклокоченными головами.

— Чего? …Чего звали? Чего молчите, обалдели, что ли?

Иван опустил глаза.

Четыре спички лежали на столе.

Шурка полез за пазуху, вынул и бросил на стол пестрый комок.

Это был кормовой шлюпочный флаг. Еще мокрый.

Тот флаг, под которым взяли гонку в июле, под которым тащили сегодняшний трос. Иван молча стащил беретик и сел.