Долгая навигация

Движение и голоса сдержанно бурлили у плавпирса, где, носом к понтонам, сгрудились два десятка ялов. Спокойно подходили шлюпочные команды. Рослые, крепкие гребцы разувались, аккуратно выстраивали на пирсе прогары, спускались в шлюпки. Иван, оглаживая банку, коротко рассказал Шурке о старпомовском призе.

— Чиф у нас с юмором… — протянул Шурка, а прозвучало: попробуй теперь проиграй.

— Отдыхать! — рявкнул боцман.

И подошла, ткнулась бортом шестерка «сто восьмого», загребными Женька и Саня Кожух, старшиной — сам командир, капитан третьего ранга Громов. Поздоровались. Говорить было не о чем.

— Внимание! Начинаю проверку комплектации! — флагманский специалист РТС капитан третьего ранга Милашкин, суровый, с грубым лицом, раскрыл красную корочку ШСК. Милашкин был нынче главным судьей гонок, и это справедливо. Шлюпку он знает, а гребет — дай бог каждому.

— …Снабжение шлюпок!.. — объявил громогласно он, поднимая и поворачивая вправо и влево голову, с таким видом, будто сообщит сейчас нечто важное и безусловно новое, — определено Регистром СССР! Регистр Союза ССР, часть четвертая, шестьдесят пятый год! — Простуженная некогда и навсегда, глотка Милашкина рычала, и в шлюпках улыбались, слушая с удовольствием: Милашкина на бригаде любили.

Список снабжения шлюпки длинен: от весел, уключин — до флага и семафорных флажков, румпеля прямого и румпеля изогнутого. Милашкин зачитывал по ШСК наименование утвари, и в шлюпках предъявляли названный предмет; помощники главного судьи проверяли. Походило на игру в лото, и если б играли в лото, то выиграл бы Раевский. Его шлюпка была укомплектована полностью. «Сто восьмой» и то отличился: в шлюпке не было якоря. В середине проверки один из помощников-судей, минер первого дивизиона, подбежал к Милашкину, зашептал на ухо.

— Раевский! — весело крикнул Милашкин. — Что с веслами намудрил?

В шлюпке глухо забубнили. «Минер-раз» фигурировал в этом ропоте как человек нехороший.

— Имею право, — сказал Раевский. Милашкин глянул в шлюпку и успокоился. «…Киса для шкиперского имущества, с мотком ниток, иглой, кусками парусины и мотком линя — одна!..» Почти никто не уловил сути его разговора с боцманом. Весла лежали, пришкертованные к бортам, упрятанные от дурного глаза. Громов осторожно заглянул через борт. Осторожно потрогал лопасть, покачал головой:

— Рискуешь, Леонид Юрьевич…

Раевский стукнул согнутым пальцем в звонкий борт шестерки Громова:

— Весной шлюпочку получили?

Громов с достоинством кашлянул: получить новую шлюпку — вещь сложная.

— Может, — сказал Раевский, — сгоняю матроса? У меня тех якорей в форпике штук восемь валяется. Пока время есть.

Громов покраснел, и гребцы его опустили глаза: якорь шлюпочный адмиралтейский весит килограммов сорок.

— Да… Леонид Юрьевич, выкрашены они у меня все… да и просохнуть не успели. — Громов нетерпеливо откинулся на заспинную доску. Показалось: заложит сейчас руля — и пойдет, расшибая волну, на одном самолюбии.

Но шлюпка его болталась в мягкой воде, а с соседнего яла на него иронически смотрели чужие матросы.

Разыграли воду.

Раевскому досталась первая вода, Громову вторая.

Шурке первая вода нравилась: левый борт свободен совсем и меньше опасности спутаться веслами, — но боцман отчего-то скривился.

— Поменяемся? — с издевкой предложил Громов.

— Не привык, — гневно сказал боцман, — на чужом горбу в рай ездить! Гм. Виноват, товарищ капитан третьего ранга. — Оттолкнулись от пирса, разобрались в цепочку, Карл забросил фалинь на рейдовый, сегодня судейский катер, где уже раскуривал папиросу Милашкин, катер выхлопнул синью, шлюпка увалилась вправо и мягко пошла, — а боцман все покряхтывал и ворчал про себя. Никто на бригаде не знал, что в пятьдесят втором году в училище имени Фрунзе мичман Раевский был у Ваньки Громова старшиной роты.

Буксировка шлюпок — занятное зрелище. Смирные, без весел, растянувшись едва ли не на два кабельтовых, шлюпки бойко бегут за катерком, приседая на волне, над бортами торчат только головы в беретах, гребцы упрятались под банки, и на последней шлюпке плещет флаг.

Полубаки и мостики кораблей были плотно облеплены народом в белых форменках. Когда шлюпки проходили под форштевнями, корабли вскипели отмашкой белых рук. Всем желали победы.

Из шлюпок раскланялись, как на премьере.

Буксирная цепочка отошла, сплющилась, привычно не вписываясь в водную плоскость, и вскоре ее размыло дымкой. День выдался теплым, видимость резко упала. В хороший бинокль было трудно различить подробности приготовления к старту. Припав к окулярам, ждали ракеты.

Впрочем, ждали не все.