Долгая ночь

«Полуночь сплела нам одну дорогу», — так сказала тогда Ара. Это было почти последнее, что она сказала мне. И долгое время я находила в этих словах и утешение, и источник новой боли. Они погибли оба, так мы думали. Это было ужасно, но если таково было веление Полуночи, это было хотя бы правильно.

«Полуночь сплела нам одну дорогу», — повторяла себе я, отдавая колдуну кровь в обмен на новые документы. Это была дорога, которой я не хотела, которую я рвала и ломала, от которой я бежала, готовая на любую жертву, лишь бы превратить её в несбывшееся.

А, получается, — не одну.

Глава 37

— Я имел сегодня в Сыске пренеприятнейшую беседу, — сказал мне Арден в понедельник. — Оказывается, несколько дней назад в полицию было подано заявление о пропаже некой Кессы Аранера, а сегодня по тому же поводу начальнику управления позвонила с личной просьбой Пенелопа Бишиг. Ничего не хочешь мне объяснить?

— Ой, — только и смогла сказать я.

И, выспросив у Ардена послабления к режиму своего заточения, бросилась звонить.

Пенелопа была младшей сестрой Ливи, и Ливи называла её покровительственно: «малая». Разница у них была примерно как у нас с Арой; Ливи успела поучиться в институте, вылететь из него, поступить в вечернюю школу, сходить замуж, родить сына, развестись, в хлам разругаться с родом, отречься, быть принятой обратно и что только не, а Пенелопа ездила на острова, занималась чем-то колдовским и считалась главной в роду.

При этом — хотя Ливи я никогда бы в этом не призналась, — старшей из них казалась как раз-таки Пенелопа. В отличие от легко увлекающейся, ветреной, немножко скандальной Ливи, которой всегда было капельку чересчур, она была настоящая Бишиг — холодная, твёрдая, вечно немного хмурая, не по-девичьи жёсткая.

Если бы Пенелопа была двоедушницей, она была бы хищной птицей. Даже поворот почти налысо бритой головы у неё был птичий. Но она была колдунья, верная дочь своего рода, везде ходила в кольчуге и в сопровождении каменных горгулий.

Я видела её три или четыре раза и, честно говоря, немного опасалась: казалось, что горгулья безо всяких сомнений отгрызёт мне голову и притащит её за волосы своей безразличной хозяйке. Ливи называла малую «пусечкой»: ни с родителями, ни с наставниками, ни даже со своей знаменитой бабкой Ливи не поддерживала больше отношений, а с сестрой виделась не реже раза в неделю.

Заволновавшись из-за моего исчезновения, деятельная Ливи сперва подала заявление, а потом, убедившись в бездействии полиции (которая, вероятно, знала о моём своеобразном статусе), уговорила сестру придать ему веса своей громкой фамилией.

По телефону Ливи мне ничего не сказала, только громко подумала. Зато в квартире — они приехали меньше чем через час, — разошлась не на шутку.

— Ты!.. Ты хоть представляешь вообще, как мы волновались?! Я места себе не находила! У меня молоко разжижело! Совести у тебя нет вот ни малюсенькой капельки!

А потом, резко перейдя на таинственный шёпот, подмигнула:

— Вы что теперь, этого?..

— Ливи!..

— А что Ливи? Дельный же вопрос.

Я закатила глаза и повела их на кухню.

Они приехали втроём: Ливи, Бенера и Пенелопа. Трис снова не было в городе, и она, как обычно, не сочла нужным никому об этом сообщить; к своему волку она всегда уезжала без предупреждения, а потом делалась такая злая, что не было дураков задавать вопросы.

— Она же недавно совсем ездила, — удивилась я. Трис не была человеком, стремящимся участить встречи с «возлюбленным». — Не рано ли?

— Да хрен их поймёт, — Ливи с интересом осматривалась в квартире.

— Я очень тревожилась, — прошептала Бенера и неожиданно крепко меня обняла, так, что чуть рёбра не хрустнули, — у меня была навязчивая идея, что твоя искра могла погаснуть.

Я неловко обняла её в ответ.

— Здравствуйте, — спокойно сказала Пенелопа. — Рада, что вы в порядке.

— Спасибо, — неловко ответила я.

И только спустя секунду поняла, что она говорила это не мне.

— Мастер Пенелопа Бишиг, — Мастер Дюме отвлёкся от кипящей на плите жестяной кружки с какой-то травой с резким запахом, чтобы церемонно склонить голову и показательно раскрыть испещрённые знаками ладони. — Это большая честь.

Его голос звучал очень хрипло, как будто ему было тяжело говорить. Наверное, он уже почти забыл, как это делается.

— Мастер Дюме вне Рода, — Пенелопа повторила его жест. На левой ладони у неё была небольшая татуировка с непонятными знаками, правая ладонь была пустой. — Честь только для меня. Вы можете не утруждать себя речью. Следует ли мне сообщить о вашем визите в Конклав?

Он покачал головой.

— Я уважаю ваше решение, — она кивнула. — Где я могу разместить своё сопровождение, чтобы не претендовать на контроль над вашим пространством?

Мастер Дюме выключил плиту, обхватил кружку через застиранное кухонное полотенечко в дурацкий цветочек и показал жестом: мол, идите за мной. Горгульи отклеились от Пенелопы и послушно потопали за ним след в след.