Долгая ночь

Свадьбу отпраздновали втрое пышнее, чем если бы женился сам Узбег. На свадьбе отец преподнес сыну драгоценный подарок — золотой пояс легендарного царя Ирана Кей-Кавуса. Этот пояс после смерти Кей-Кавуса переходил по наследству от сыновей к внукам и наконец достался ильдегизидским Пахлаванам. Отныне он становился собственностью Камуша.

Пояс, сам по себе золотой, украшали драгоценные камни, между которыми был вставлен огромный, величиной с ладонь, лал. Это был редчайший лал. Говорили, что такого прекрасного лала нет больше не только на Востоке, но и на всей земле. На лале были начертаны начальные буквы имен всех предыдущих владетелей пояса, начиная с самого Кей-Кавуса.

Отрезанный от общения с миром, Камуш получил в безраздельное владенье две вещи, равных которым, как говорили, нет на Востоке: красивейший пояс и красивейшую женщину.

С первого дня Камуш завладел женой именно как необыкновенной вещью. Он ее ни на минуту не отпускал от себя, никого не подпускал к ней и старался как можно меньше показывать ее людям.

Ему всегда было тягостно присутствие людей, с которыми он не мог говорить. Своим умишком он все же понимал, что они жалеют его, и ему становилось стыдно за свое убожество. С женой он не чувствовал никакого стыда. Как самого заветного и дорогого в жизни, он ждал захода солнца и наступления темноты. Ночью его никто не видел, и он не должен был ни на кого смотреть. Ночью можно было ничего не говорить и не слушать. Ночью говорили руки и губы, его необыкновенная сила, его молодое тело. Ночь делала его равным со всеми остальными мужчинами или даже лучше их. До рассвета он был равен со всеми мужчинами на земле. А потом светало, нужно было вставать, одеваться, выходить к людям, вспоминать про свое убожество и ненавидеть себя.

Жена Камуша была юна и неопытна. Сначала она не очень переживала недостатки мужа. Его мощные тяжелые руки, его ласковая сила, все радости, которые он приносил ей ночью и которые были для нее новы, заставляли на время забывать дневные заботы и огорчения.

Но потом, когда прошла новизна и любовные объятия, как бы ни были они крепки, сделались привычными, когда она привыкла также к сказочному богатству и необыкновенной роскоши, окружавшей ее во дворце Камуша, она понемногу поняла всю бедственность своего положения и почувствовала себя самой несчастной женщиной на земле.

У ее огромного мужа оказался маленький, детский ум. Каждый его шаг, каждый жест — все его поведение было ребяческим и не соответствовало ни его росту, ни его силе, ни его хмурому, сердитому виду.

Слуги и вообще придворные крепились, чтобы не рассмеяться при каждой глупой выходке наследника. Они скрывали свои усмешки не только от Камуша, но и, конечно, от его молодой жены.

Да, только лишь первое время ночи казались избавлением от дневных мук. Конечно, на супружеском ложе Камуш не казался ребенком и не видно было его измученного недугом лица. Но ведь ночью и она могла бы быть менее красивой. Зачем ночью, в темноте, ее ослепительная красота? Разве она дана ей для того, чтобы ее никто не видел, никто ею не наслаждался? Ей надоело жить ночной жизнью, подобно нетопырю или филину. Ей хотелось теперь появляться при солнце, показываться людям, чтобы радовать их взгляды и сердца и тем самым радовать свое сердце.

Ее юность стремилась к солнечному теплу и к людям, а муж тянул в одиночество и темноту. И чем сильнее была жажда свободы, тем надежнее закрывал ее Камуш, тем ревнивее оберегал.

Потом скончался Узбег, и Камуш осиротел. Почти весь Адарбадаган был к этому времени завоеван Джелал-эд-Дином. Визирь султана с войском подступил и к владениям Камуша. Он все разузнал, расспросил, выведал и о самом Камуше, и о его правах наследника, и о сказочном богатстве его дворца, и о его жене, небывалой, неописуемой красавице.

У визиря разгорелись глаза. Он захотел тайно от Джелал-эд-Дина захватить и красавицу жену, и все богатство Камуша. Он долго думал, как бы это обделать половчее, когда вдруг явился тайный посол от красавицы, которую визирю так хорошо описали.

Царевна желала добровольно сдаться хорезмийцам, если визирь возьмет ее себе в жены. Все клятвы, какие только мог выговорить язык визиря, были переданы ей с тем же тайным гонцом. Ночью она бежала из дворца в лагерь визиря Шереф-эль-Молка.

Но у Джелал-эд-Дина всюду были свои глаза и уши. Он вовремя узнал о сговоре визиря с царевной, а также и о неправдоподобной красоте ее. Все думали, что султан теперь далеко, но вдруг заиграли трубы, застучали копыта, и в лагерь явился Джелал-эд-Дин. Он появился в ту самую минуту, когда царевна входила в шатер Шереф-эль-Молка.

Если появляется орел, коршуны уступают ему свою жертву и улетают прочь, чтобы с завистью издали глядеть, как более сильный терзает их законную, ими захваченную добычу.