Долгая ночь у костра (Триптих "Время драконов" часть 2)

: Да. И так как в руках у меня “десятка” — я имею в виду, конечно, не деревянный дензнак, который, как известно, уже давно ничем стоящим не обеспечивается и нигде на свете, кроме наших воистину сберегательных свалок, пожалуй, не принимается — а десятилитровая канистра — то есть канистра пластиковая ёмкостью в 10 л ровно, что предназначена по жизни своей исключительно “для негорючих и непищевых продуктов” —

— то ‘пнём-пень-сирую’ я этот водяной ‘уПиток’ примерно в 20 раз, а на душе от таких известий всё-таки становится легче. ( Да. )

К тому же просто приятно прогуляться от всего этого административно-хозяйственного зуда как можно дальше — и уж вдвойне здорово, если к Озеру.

... Обмелело оно за последнее время. То-ли вода постепенно — я всякие водостоки и подземные горизонты ( бредовый термин, верно? ) в виду имею — смещается в сторону, то-ли лето это суше обычного... Уровень воды сантиметров на тридцать упал — камни торчат повсюду и грязь на стенах над водой чёрной полосой выступила,— кажется, вброд теперь запросто перейти его, и до грота, что На-Двоих, по камушкам вдоль стены добраться можно,—

— А барабанит по-прежнему здорово: ТУК-ТАК-ТОК-БАХ-ТАХ-ТАК,— выбивают-выдалбливают капли; теперь уже, правда, не по жестянкам старым из-под пороха горного, что нашли здесь когда-то Пищер с Ветом и водрузили на камнях под каплями, а по банкам консервным — Сашка с Питом в прошлом году целый транс этих банок притащили и заменили на них жестянки раритетные, потому что те уж от ржавчины разваливаться стали, и нужно было сохранить хоть часть их,— впрочем, где она, эта “часть”? Дома у Пищера? У Сашки? А ещё у кого? Сколько вообще удалось сохранить — из всего, что здесь было прежде?..

: Охваченный “тоской по ностальгии”, вызванной к жизни сумасшедшей долбёжкой капели, пытаюсь протиснуться в щель, ведущую в На-Двоих,— да вовремя вспоминаю, что нам с Питом в этом самом На-Двоих ещё сидеть-и-сидеть, то есть балдеть ещё под эти самые капли —

— под грохот их и звон несмолкаемый, слушать день и ночь “водокап, водокап — взбудораживший сонную тьму; жизнь в застенке у мрака — удел непокорных и твой; я душою твой раб, но умом я постичь не могу: как возмездье века обходило тебя стороной” — пока крыша не съедет, а посему я упругим движением руки подхватываю уже наполнившуюся водой канистру, что “предназначена исключительно для негорючих и непищевых продуктов” — то есть исключительно для того, чего в природе, по-моему, нет и быть не может — разве что ртуть какая-нибудь, да; не знаю, правда, горит-ли она — теоретически всё, кроме инертных газов, гореть способно — но вот сколько весит 10 л Hg, можно себе представить,— пластиковая канистра этого точно не выдержит... Ага: вот и нашли то таинственное вещество, для хранения и транспортировки которого она предназначена: ясен пень, для того, для чего менее всего пригодна — как всё, сконструированное и произведённое в нашей стране,— совок есть совок, советское — значит, шампанское,— рассуждаю я, приближаясь к Хаосу, и так как от Озера к нам через него самая естественная дорога — то мне его не миновать:

: Да.

— То есть, может, лучше бы я его как-нибудь обошёл,— но нечего говорить о том, чего не случилось: “История КП=СС не знает сослагательного наклонения” — как любят оправдывать официальные жополизы маразм и преступления, творимые в этой стране на протяжении последних 70 лет,— а значит, и рассуждать нам здесь не о чем,—

: “Мучение Маркса бессильно, потому что оно ... < гАвно >” —

..: И так как волей судьбы я неизбежно оказываюсь в Хаосе, сама собой приходит в голову мысль увидеть — нет, не так: вначале просто сходить посмотреть на Штопорную. То есть на Мясокрутку. То есть не на Штопорную и Мясокрутку, а на Чёртов лифт, бо вход в ЖБК — бывший фантастический “второй ярус” наших мечтаний и бредней, где мы сейчас пребываем в неведении своём удалившись от ‘тел земных’ — ход этот теперь выводит сразу в Палеозал, и прокопал его в 1981 году Гришка-Чёрт — признаюсь, по моей прямой наводке: уж очень сильно хотелось сюда — увидеть хоть одним глазком,— написал ему из своей армии, сиречь флота, что здесь и как,— там-то тоска была смертная, а это всё здешнее пред глазами стояло, как мираж,— стояло всё время, как наваждение,— ну, и написал я ему из своего флота в его не менее тоскливые северные окоёмы ПВО обо всём здешнем. И как сюда сподручнее всего прорубиться —

: Да. И не каюсь, что бы ни говорили Пищер с Егоровым.

— Хотя: что Пищер и Сашка? Громче всех от радости прыгали,— правда, не к лицу им в открытую от радости детской скакать...