Долгая память

А это означало, что, если Робер хочет добиться хоть какого-нибудь результата, ехать придется самому. Ему-то причинить вред таким образом невозможно. И не пустить его на порог как тин Пассодье тоже не смогут… Но хорошего настроения ему эта мысль не добавляла, скорее, наоборот. К злости на факт наложенного Главным ритуалистом проклятья добавилась дополнительная неприязнь, что его таки вынудили тащиться через полстраны. И кто! Какая-то никому не нужная девка…

Вот перед потентатом ворота имения тин Лаферье мгновенно распахнулись. И Хлеанора тин Лаферье, ожидая визитеров, величественно сидела на возвышении в приемном зале как законная правительница, снисходящая к просьбам простых смертных. И она его не боялась, он это ясно видел, скорее, пребывала в предвкушении от возможности с ним сцепиться, пусть и в последний раз в жизни. А ведь Леа по-прежнему красива и практически не постарела, машинально отметил Робер, даром что с нашей последней встречи прошло… сколько лет? Сорок пять? Пятьдесят? Больше? И фигура такая же соблазнительная… Так, он здесь не затем, чтобы вспоминать прошлое! И постарался сразу перейти к делу:

– А что ж я здесь твоего отца не наблюдаю?

– И тебе здравствовать, потентат, – ехидно уколола его Хлеанора пренебрежением к элементарным правилам вежливости. – Так сколько лет минуло… возраст, опять же… скончался он.

– А… ну, а теперь хоть ты можешь ответить, зачем все это понадобилось?

– Что это?

А глаза какие удивленные – ну, прямо сама невинность!

– Проклятье нашего рода.

– Скажешь, у меня не было оснований? После твоих действий?

– Может у тебя и были основания обижаться на меня, но при чем тут дети?! Их-то за что?

– У меня тоже был ребенок. Сын. Которого ты не захотел. И он умер. Тебе я сделать ничего не могу, клятва не позволит, тут тебе повезло, но за мое унижение и боль ты будешь наказан. Сам-то ты долго протянешь, живой и здоровый, но при этом будешь смотреть как умирают твои дети и внуки. На это нашего с отцом дара хватило. И ни одна из женщин здешней земли не сможет родить вашей семейке потомков, что не пострадают от проклятья тин Лаферье!

Робер понял, что больше не выдержит, и выданный Миллем тин Ксаранье ритуальный клинок мягко вошел в ее яремную вену.

– Дурак, – еще успела она прошептать немеющими губами, – какой дурак!

Тело Хлеаноры тин Лаферье Робер приказал сжечь, и вернулся в Ольвию с ощущением, что освободился от тяжкой ноши, но еще через двадцать лет понял, что поторопился с суждением. Ришван, любимый внук, и две правнучки скончались непонятно от чего, из всех родственников болезнь пощадила только полугодовалого правнука Ральнера. И тут он понял, что ничего со смертью Хлеаноры не изменилось. Но почему? Он же убил ее, проклятье должно было спасть!

Семейный целитель, Ваниг тин Ксаранье, заменивший на этой должности своего отца, старого Милля, долго допытывался что именно ему сказала Хлеанора, а потом подумав и пожевав губами, неохотно сообщил, что если он правильно догадался, то ее убийство ничего дать и не могло.

– И почему, собственно?

– Да потому, что, если верить ее словам, а перед смертью редко врут, она когда-то была от Вас беременна, Правитель.

– И что?

– А то, что ребенок из семьи проклятийников, зачатый от презираемого человека, выношенный в ненависти и рожденный для мести, сам по себе уже представляет нешуточную угрозу. А если его правильно ритуально умертвить, да еще грамотно проклясть при этом всю кровь рода тин Веронье… а Брюинн тин Лаферье был в этом лучшим… то поторопились Вы ее убивать. Сама ее смерть ничего не меняет, а вот рассказать кое-что нужное она могла.

– Что именно?

– Она могла указать точное место, где ныне хранится сосуд с телом Вашего пр?клятого сына.

– И зачем мне знать, где этот гробик?

– Это не просто гробик. Это… филактерия, крестраж, ханпинг, как такую мерзость только не называют… Это его не упокоенная «душа в пробирке». И эта душа периодически пробуждается и уничтожает всех, кто связан с Вами кровными узами.

– И… что теперь делать?

– Попробовать найти сосуд и уничтожить. Иначе проклятье Вашего рода останется вечным.

Легко ему говорить – найти и уничтожить! Кто же знает, куда она могла его запрятать? И ведь наверняка, мерзавка, сделала это втайне ото всех! Н-да, возможно он и впрямь поторопился с ней покончить? Потому что поиски этого клятого сосуда результатов ожидаемо не дали. Зато так же ожидаемо голову подняли недовольные аристократы из Законодательного Собрания, и заклекотали как стервятники о необходимости укрепления шатающейся власти потентата. Вплоть до того, что однажды Робер тин Веронье оказался вынужденным прочесть эдикт, согласно которому семья Правителей теряла практически все свои властные полномочия и привилегии, оставаясь лишь символом правления в Колхидии.