Долгая полночь

– Быть может, вы и не ошиблись, – сухо сказала она.

– Тогда почту за честь принять вас в той скромной лачуге, которой здесь располагаю. Хоть в нынешнее время, боюсь, и не смогу принять вас достойно. Меня зовут Жан д’Олерон, – он прижал руку к груди и вежливо поклонился.

Колдунья вздрогнула. Д’Олерон? Одержимый? Свободно бродит по улице? Мысли чередой пробежали в её голове и, наверное, проступили на лице – завидев едкую усмешку Томаса Норроуэя, Жанна постаралась взять себя в руки.

– Если вы и одержимый, то явно учтивее тех, с кем мне доводилось встречаться раньше, – проговорила она. Жан засмеялся.

– Дух вселился в моего брата Луи, не в меня. Но хватит вопросов! Лучше уж продолжить за столом. Вы наверняка устали с дороги.

Жанна кивнула. Мессир д’Олерон нравился ей всё больше и больше.

Сэр Томас молча повернулся и пошёл к дверям ратуши.

А через несколько часов впервые за всё это долгое путешествие колдунья наслаждалась жизнью.

Нежась в горячей воде, она жалела лишь о том, что нельзя мочить повязку – и это было единственным, что слегка портило безупречное настроение. Спустя восемь дней, забитых пылью, душным запахом пота и зловонием чумы, эта деревянная бадья казалась раем.

Сперва Эвен смыл с Жанны налипший пот и грязь, раз за разом набирая ведро, а она блаженствовала, чувствуя, как вода струится по обнажённому телу, унося за собой весь долгий путь – и далеко позади остался его величество Филипп де Валуа со своими придворными и подыхающим от чумы Парижем. Затем колдунья опустилась в тёплую свежую ванну, забыв обо всём, и мир стал прекрасным.

Жан д’Олерон оказался учтив и вежлив, и Жанна не могла понять, ведёт ли он себя так искренне или только потому, что ему нужен её дар. Он не высказал ни малейшего удивления, когда, едва переступив порог, гостья потребовала искупаться, и только кликнул слуг, чтобы те нагрели воду. Вернее, слугу, потому что бадью без труда наполнил в одиночку тот самый громила, которого Жанна видела на лестнице. Великана звали Берт, был он родом из Англии и, как пояснил Жан, оказался идеальным помощником. Когда-то давно некая ведьма лишила его разума, и с тех пор бедолага общался короткими фразами, какие мог ухватить умом, приказания же выполнял быстро и без лишних вопросов.

Всё это сейчас плыло где-то на границе сознания, а явно Жанна не думала ни о чем, поглядывая на Эвена и размышляя, не стоит ли затащить в воду и его.

– Лучше будет, если мы уедем отсюда, – проронил телохранитель.

– Вот как? – Жанна удивлённо подняла рыжие брови. – Тогда расскажи, почему. И подай-ка вон ту бутылочку. На полке справа, из синего стекла.

– Рассказать нетрудно, миледи, – Эвен откупорил фиал и аккуратно понюхал содержимое, словно пытался найти там яд. Затем протянул его Жанне. – Мне просто не нравится здесь, вот и всё.

Как она и ожидала, внутри оказалось лавандовое масло.

– Но обычно на то есть причины, – несколько капель тягучей жидкости упали в воду, и Жанна с удовольствием вдохнула аромат. – Каковы же они сейчас?

– Слова Томаса Норроуэя.

– Значит, ты согласен с нашим одноглазым знакомым? – усмехнулась Жанна, намыливая волосы.

– У нас говорят: шотландцу верь наполовину, англичанину – ни в чем, – вполголоса проговорил Эвен. – Почему он ненавидит вас?

Жанна вздохнула. Воспоминания об этом, в отличие от ванны, удовольствия не доставляли. В другое время она бы просто отмахнулась, но мессир Томас уже пробудил всё, что мог, и смысла молчать не было.

– Пять лет назад...