Долгая полночь

– Тебе бы шутом стать, мессир, чьего настоящего имени я до сих пор не знаю, – Жанна почувствовала, что остывает. Спорить с этим рыцарем она не могла.

– Ну, когда-то я этого и хотел, – Берт проверил верёвки и слегка ослабил их. Жанна потёрла свербящие запястья и взглянула своему мучителю в глаза. Те смеялись. – Я пытался стать шутом, но увы, шут, как думают дворяне, должен быть щуплым и низкорослым, а лучше калекой или уродом – так, чтобы весело смотреть на него было. Сюзерен мой лишь посмеялся и велел принести меч и доспехи. Да, один-то раз я его потешил, но на этом всё и закончилось... Ты ведь хотела уйти, верно?

Жанна помотала головой.

– Ну, милая фея, не стоит. Чего тебе делать одной в тёмном страшном лесу? Если уж хочешь сбежать, так делай это днём.

Она снова помотала головой, и рыцарь наклонился к Жанне.

– Я ведь говорил, – Жанна почувствовала, как щеки коснулась дыхание Берта, – мне нравится твоё упорство. Но это вовсе не значит, что я позволю тебе сбежать.

Она лишь кивнула, не в силах сопротивляться – даже словами. А потом закрыла глаза. Сегодня она проиграла.

Утром её разбудило весёлое потрескивание углей. Берт успел собрать хвороста и даже сходить куда-то за водой – насколько помнила Жанна, назад по дороге журчал ручей. Рядом с костром валялся убитый заяц.

Берт спокойно освежевал его и поставил котелок на огонь, после чего поинтересовался у пленницы – не станет ли она обваривать его, если он пустит её к похлёбке? Жанне вовсе не хотелось остаться без еды, а в удачу подобного фокуса она не верила, так что удовлетворённый ответом Берт развязал её и позволил взять ложку. Ложек у него оказалось две – значит, точно заранее знал, куда едет и зачем. Жанна с наслаждением поела, отметив про себя, что готовил Берт удивительно хорошо для рыцаря. Казалось странным, что в доме Жана он не кашеварил, и приходилось давиться стряпней хозяина и его эсквайра. Но тут Жанна вспомнила, кем он был в Монтендре, и приуныла.

– Я же обещала тебе не плескаться кипятком, – сказала она, заметив, что Берт не спускает с неё глаз.

– А я не поверил, – усмехнулся тот. – Твой язык – язык змеи, женщина. Не жди, что я отвернусь хоть на мгновение.

Сомнений в этом не было никаких. Слишком уж хитрой бестией оказался бывший палач мессира д’Олерон, чтобы его можно было так легко провести.

Вот и сейчас он, едва Жанна закончила есть, снова набросил на неё верёвку и подсадил на коня – спереди, а не сзади, как поступил бы человек благородный, вынуди его судьба делить с женщиной одну лошадь. Берта же больше интересовало безопасное путешествие, а не подобные глупости. Руки колдуньи опухли и сильно болели, и она знала, что если просидит так ещё несколько дней, шрамы останутся на всю жизнь.

– Быть может, всё же расскажешь мне, кто ты такой на самом деле? – спросила она, глядя на проплывающие мимо деревья. Лес не становился реже, никаких деревень здесь и в помине не было, лишь один старый хутор однажды показался вдали, да так и исчез в лесном море. – Кто я, ты знаешь.

– Я шут, рыцарь и палач, дурак, убийца, – спокойно ответил Берт. – О которой из моих масок ты хочешь чтобы я рассказал?

– Обо всех, – потребовала колдунья.

Берт рассмеялся.

– Нет, милая фея, выбирай одну. И подумай, прежде чем назвать ответ.

Она уже знала о его маске дурака, когда он лишал жизни по приказу Жана тех, кого не мог убить сам Солнечный рыцарь. Ночью Берт рассказал о том, как он не сумел стать шутом. Кто же остался?

– Расскажи мне про палача, – сказала Жанна. Она забыла, что связана, забыла, что этот человек убил Эвена – сейчас она хотела лишь узнать правду о нем.

И Берт заговорил.

Жил однажды при дворе английского короля юноша по имени Ламберт Клиффорд, и не было у него почти ничего, окромя меча, доспехов, коня да небольшого поместья, что осталось после отца. Не желал он ни славы, ни богатства, а только смотрел в горы да мечтал – и его сторонились, почитая чудаком. Дед сэра Ламберта погиб в боях с шотландцами, отец выступил против короля, попал в плен и был повешен. Вот и остался один Ламберт. Служил он сквайром то у одного, то у другого рыцаря, и везде оказывался не к месту и не ко времени. И долго бы ещё влачил такое существование, если бы не Французская волчица – королева Изабелла.