Долгая зима. Городок в прерии (начало)

— Да что ты говоришь? Разве человек сможет быть хорошим, если он не станет об этом задумываться?

— Не знаю. Может, ты права, — согласилась Мэри. — Я не знаю, как это лучше объяснить. Дело не в том, чтобы об этом думать, а в том, чтобы просто знать, как поступать. И не сомневаться в доброте Господа. Он нас не оставит.

Лора остановилась. Мэри тоже остановилась, потому что без помощи сестры не решалась ступить ни шагу. Она стояла среди бесконечных зарослей цветущих трав, трепетавших на ветру под огромным голубым небом, по которому плыли белые облака, но ничего этого не видела.

Всем известно, что Господь добрый. Но в эту минуту Лоре казалось, будто Мэри знает что-то такое, чего не знают другие.

— Ты в этом уверена? — спросила она.

— Да, теперь я в этом уверена, — отвечала Мэри. — Господь — пастырь мой, я ни в чём не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим. По-моему, это самый красивый псалом. Зачем мы тут остановились? Здесь совсем не пахнет фиалками.

— Мы заговорились и прошли мимо лежбища бизонов, — спохватилась Лора. — Вернёмся по другой дороге.

Повернув обратно, Лора увидела поросший жёсткими травами невысокий пологий пригорок, на котором стоит их хижина. Косая половинка крыши делала её похожей на маленький курятник. Сложенный из дёрна хлев едва проглядывал сквозь заросли диких трав. За ними паслась Эллен со своими телятами, а дальше к востоку на свежевспаханном поле папа сеял кукурузу.

Пока земля ещё не просохла, он старался поднять как можно больше дёрна. Прошлогоднюю пашню он разрыхлил бороной и засеял овсом. Теперь он медленно шёл по вспаханному полю с мешком зерна через плечо и с мотыгой в руке.

— Папа сеет кукурузу, — сообщила Лора. — Пойдём по этой дороге. Вот и бизонье лежбище.

— Да, я знаю, — отозвалась Мэри.

Сёстры немножко постояли, вдыхая медовый аромат согретых солнцем фиалок. Лежбище бизонов, совершенно круглое, словно большое блюдо в три или четыре фута глубиной, было сплошь покрыто фиалками. Тысячи, миллионы цветков разрослись так густо, что закрыли лепестками собственные листья. Мэри опустилась на землю и, осторожно нащупывая тонкие стебельки, нарвала букет.

Когда Мэри с Лорой проходили мимо папы, он тоже с удовольствием вдохнул аромат фиалок, улыбнулся девочкам и спросил, довольны ли они прогулкой, не переставая при этом работать. Сначала он разрыхлял мотыгой землю, потом выкапывал маленькое углубление, бросал в него несколько зёрнышек, прикрывал слоем земли, крепко прижимал ногой и шёл дальше.

К ним подбежала Кэрри и зарылась носом в букет. Она должна была присматривать за Грейс, а та непременно хотела играть в поле, где работал папа. Грейс не могла отвести глаз от червяков, которые вылезали из-под перевёрнутых пластов дёрна и тотчас же зарывались обратно в землю.

— Ты разрезал червяка пополам, а обе половинки всё равно лезут в землю. Почему? — спрашивала Грейс.

— Они, наверно, хотят там спрятаться, — отвечал папа.

— Почему?

— А ты почему хочешь играть в земле?

— Почему? — не отвечая, приставала к папе Грейс. — А по скольку куккурузин ты бросаешь в ямку?

— По четыре. Раз, два, три, четыре.

— Раз, два, четыре... Почему?

— Ну, это очень просто. Вот послушай:

Одно зерно — вороне,
Одно зерно — дрозду,
А третье и четвёртое
Положим в борозду.

В огороде тем временем уже рядами кустились всходы редиски, салата и лука, тянулись кверху первые сморщенные листочки гороха, кудрявилась кружевная листва молодых томатов.

— Пора рыхлить грядки, — сказала мама. — Стало так тепло, что и бобы вот-вот взойдут.

На следующий день из горячей земли начали проклёвываться ростки бобов. Первой их заметила Грейс. Она с радостным визгом примчалась домой рассказать маме и всё утро ни за что не хотела уходить с огорода. Заметив, как закрученные спиралью стебельки бобов один за другим выскакивают из голой земли, распрямляются, словно стальные пружинки, а за распавшиеся надвое половинки старого боба цепляются бледные двойные листочки, Грейс всякий раз начинала визжать от восторга.

Засеяв кукурузное поле, папа принялся достраивать вторую половину хижины. Он сделал бревенчатый фундамент, сколотил стенную раму, с помощью Лоры поставил её вертикально по отвесу и прибил гвоздями. Потом приладил дверные косяки, оконные рамы и уложил стропила для второго ската крыши.

Лора всё время ему помогала, а Кэрри и Грейс смотрели и подбирали с земли гвозди, которые папа нечаянно ронял. Даже мама то и дело отрывалась от работы и с интересом наблюдала, как хижина постепенно превращается в настоящий дом.

Когда стройка была окончена, к большой общей комнате добавились две спальни — в каждой по одному окну.

— Сейчас мы убьём двух зайцев разом, — сообщила мама. — Переставим вещи и сделаем весеннюю уборку.