Долги отдающий

Я промолчал.

— Честно скажи, ты обиделся на те мои слова? Костя, но это прежде всего я делаю ради тебя, чтоб завтра тебе не было так больно, когда…

Интересно, какие слова она ищет? А я свои уже нашел:

— "Тетя, ослабьте ошейник, довольно! Песику, тетя, не делайте больно…" Там дальше, знаешь, о чем? О том, что она его отпустила, он убежал из дому, но и ей, и псу стало от этого еще хуже. Ладно, Вика, по третьей — и я убегу.

— После третьей я тебя не отпущу, пока хорошо не закусишь.

— А когда закушу — отпустишь?

Какие у нее все-таки красивые глаза. Изумруды. И вообще вся она… Нет, это точно: именно она приходила последние годы в мои сны, и я ее пробовал гнать оттуда…

— Ладно, друзьями станем с завтрашнего дня. Сегодня я тебя вообще не отпущу, — и она высвободила из-под халата голую коленку.

— Выпьем третью — и в кровать?

— Циник, — сказала она. И засмеялась. — Можно и до третьей, можно потом и после третьей…

Когда мы, разморенные, лежали на простынях, она уткнулась мне лицом в грудь и замерла. Через минуту я почувствовал, что она плачет.

— Ты что? Ну-ка, подними личико…

— Не надо, прошу… Дай я так немного полежу. Костя, Кости-ик! Ты с завтрашнего дня уже забудешь меня, да?

— Перестань, Вика.

— Не перестану, не перестану… Я все-все тебе расскажу… Мне тогда еще восемнадцати не было…

Вике не было восемнадцати, когда она в доме отдыха, на море, встретила Белакова. Красивый спокойный мужчина, танцевал, целовал ей руку. Катал на катере, угощал фруктами. Не приставал, не наговаривал ерунды. Когда она улетела домой, до самого трапа довез на машине. Он имел такие привилегии. Потом — встречи в Москве. Цветы, шампанское, черная «Волга», постель. Дорогие подарки, поездка за границу, в Берлин (сумел оформить то ли переводчицей, то ли секретарем). Два аборта в течение года. В качестве компенсации — эта вот квартира. Почему не женился? Да потому что положение не позволяло, да у него и семья, двое детей. Правда, дети уже взрослые — он ведь на пятнадцать лет старше Вики… Словом, о разводах и свадьбах они старались не говорить. Его устраивала существовавшая ситуация. До некоторых пор — и ее. Пока она не поняла, что потеряла саму себя. Ей уже не быть матерью, не рожать. Ей не распоряжаться собой: старея, Белаков становился все ревнивее, за каждым шагом ее следил. Не стеснялся говорить: "Ты моя, я тебя купил". Начал по-черному пить. Начал при ней материться — никогда раньше этого не было. Ей же рассказывает о приключениях с юными любовницами. И тут же грозит: узнаю что — в порошок сотру. Он это может, у него большая власть, а денег — больше, чем власти. Всем этим и упивается.

— Ты прости, Костя, я когда в первый раз с тобой… Я просто ему мстила, о тебе не думала.

— Он уже знает обо мне?

— Не бойся, не знает. Он и мысли допустить не может, что я способна его ослушаться. Вещи стоят там, где их поставят хозяева.

— Белаков, Белаков…

— Не напрягайся, это я так, первую пришедшую в голову фамилию назвала. А ты его иногда видишь, по телевизору. Он — из высших.

— Даже так?..

— Костик, я понимаю, что смешно плакаться. Людям хлеба не хватает, а мне, продажной бабе, всего-навсего — воли. Но… Ты думаешь, почему я у Бабашвили лежала, а? У меня нервный срыв был, Белаков меня туда пристроил… После возвращения, когда ты звонил, он у меня был. Я ему сказала: все, не могу так! А он: "Это я решаю, а не ты — все или не все". Скажи, можно сильнее унизить человека?

— И ты выбрала меня орудием мести?

— Если ты задаешь такие вопросы, то ты дурак всего-навсего. Не обижай меня сегодня. Не говори гадостей. Не можешь без них — встань и уйди.

Я поцеловал ее руку, и она опять горько заплакала, так горько, как плачут дети.

— Теперь слушай меня… — сказал я.

22

— Подходящая компания собралась, — горько улыбнулась Вика. Проститутка и вор.

— Все, Вика! Мы ведь поставили точку?

— Ты думаешь, в этом долбаном мире можно ставить точки? Ты думаешь, мои белаковы лучше твоих максов?

— Мы сами по себе станем лучше их…

— Послушай, ты хорошо знаешь Падунца?

— Так же, как и ты: Емеля, примеряющий корону на царство.

— Чего ты от него хочешь?

— Может, он пристроит Настю, найдет убежище?

— Ты ее всю жизнь будешь прятать?

— Нет. Я думаю убедить Макса, что девочка не заложит их, а значит, и не опасна.

— И еще ты убедишь, что поступил правильно, вернув ценности в магазин? Не будь наивным, Костя. Чистыми руками сейчас даже добро делать нельзя.

— Ладно, сменим тему. Значит, считаешь, Падунцу можно рассказать о Насте?

— Не надо пока. Есть другой вариант. Я деньги хозяина по ветру не швыряла… Короче, поедем, посмотришь.

Небольшая обшарпанная квартирка. Девятым валом вздыбился линолеум, устрашающе грязные батареи, потолки в желтых разводах великих потопов…

— Ты не пугайся. Зато это мое, понимаешь? Отремонтирую, наведу порядок и буду жить. Сама наведу.

Небольшая кухня, в комнате — старенький, наверное, от прежних хозяев, стол, две пустые книжные полки, кровать-полуторка. Мы оба почему-то смотрим на кровать, потом друг на друга и смеемся.

— Ну ты ненасытный!

— Это простительно. Ждал тебя долго.

23

Телефонный звонок.

— Да?