Читаем Долгие ночи полностью

Вместе с мужиками Рангал-инарлы[89] работал. У мужиков земли мало, можно сказать, совсем ее нет. Вся она у богатых. Да и собственная жизнь-то не им принадлежала. Князь его мог продать, обменять, проиграть в карты. Стоило мужику провиниться, как с него сдирали штаны и по голому заду охаживали прутьями или палками. А с мужицкими женами и дочерьми что вытворяли? Мужики рассказывали, что когда у князя сдохла ощенившаяся сука, то князь заставил только что родивших мужицких жен в первую очередь кормить грудью щенят, а потом уже младенцев.


— О Аллах, да допустимо ли это? Неужели у русских мужиков руки отсохли?


— Валлахи ва биллахи, да если бы кто заставил кормить щенка молоком жены, я бы ему снес голову и ее бы дал щенку.


— Мужики сопротивляются, но царь на стороне помещика, и в его руках войско.


— Короче, у мужиков жизнь хуже собачьей.


— Лучше раз погибнуть, чем терпеть такой вот позор.


— Видно, на земле нигде правды нет. А разве здесь, у турок, не то же самое?


— Тихо! Тихо! Вы послушайте меня дальше, — призывал к спокойствию Мовла. — Был у меня друг, Егор. Старый уже. В молодости любил он одну девушку, но у них был закон: без разрешения князя мужик не имел права выдать свою дочь замуж.

И пока Егор ждал такого разрешения, его и забрали в солдаты.

А через год ему отписали, что ту девушку изнасиловал княжеский сынок, она же, не выдержав позора, повесилась. Вы, наверное, слышали, что в русской армии служба длится двадцать пять лет.

И Егор вернулся домой почти стариком, он так и не женился. Вот он мне и помог бежать. А когда прощались в лесу, сказал: "Ты, Мовла, если доберешься до Кавказа, то по возможности руби головы тех и стреляй в тех, кто носит золотые погоны. Солдаты же, сам видел, — это несчастные люди".


— Он по-нашему говорил?


— Да нет. Я русский язык знал.


— Поклянись!


— Валлахи ва биллахи, знал!


— Переведи, как ты сказал?


— Да это совсем не трудно, — Мовла окинул всех гордым взглядом. — "Наш барин Рангал изнаешь?" — спрашивает он.

"Изнай", — говорю. "Йо, башка долой, золотой пагон эпсар башка долой. Висе золотой пагон эпсар саббак. Салти-мужиги, один биднак". А я ему: "Яхши, Егор, яхши. Висе золотой пагон башка долой изделаем".


— Ну и Мовла! — зацокали со всех сторон.


— Настоящий урус!


— Вот только нос у него другой.


— Длинноват, точно!


— Ничего, зато они ему одну руку подрезали.


— Мовла, а ты сдержал данное слово?


— Аллах помог мне добраться до Нохчичо. И как замечал золотой погон, так сразу Егора вспоминал. И ни одного случая не упустил. Так что свое слово я сдержал. Вот почему мне и интересно будет заглянуть в могилу Шахби. Если верить Маккалу, то Шахби должен попасть в ад, а Егор — в рай. Они же и могилами должны поменяться.


— Ошибаешься, — впервые мрачно засмеялся Касум. — Шахби — мулла, значит, его поменяют только на русского попа…


Костер догорал. Люди стали понемногу расходиться. Усталость и недоедание брали свое.


— И сегодня они не вернулись, — тихо проговорил кто-то. Ему не ответили.


Из ближайшей землянки до них доносится жалобный голос ребенка:


— Нана…


Мать не отозвалась. — Нана…


— Что тебе, моя хорошая?


— Я сискал хочу…


— Где ж его взять, радость моя?


— Нана, хоть немножко…


— Вот рано утром пойду в село и принесу много-много хлеба. А сейчас спи, спи… пока.


— Нана…


Девочка замолчала. В землянке стало тихо. Потом в этой тишине послышалось рыдание матери…


Мужчины, опустив головы, хмуро глядели на догорающие угли костра. Они, закаленные в боях войны, давились слезами, вспоминая своих собственных детей, кого уже мертвых, а кого живых, но таких же голодных, как эта плакавшая в ночи девочка…

ГЛАВА IV. МАТЕРИНСКОЕ СЕРДЦЕ

Журавль пролагает свой путь в небесах,

Из черного облака кличет "курлы",

Изгнанника гонят надежда и страх,

Что может он в мире, где люди так злы?

О. Туманян

Путники вошли в лагерь, соблюдая полную тишину, словно сопровождали покойника на кладбище.


И лагерь молчал, но это не означало, что все люди в нем спали.


Вот и Тарам стал с недавних пор страдать бессонницей. Как ни заставлял себя, а уснуть никак не мог. Впрочем, оно и понятно, какой может быть сон на голодный желудок. Где же в конце концов эта самая справедливость? Да и существует ли она вообще? Тарам в периоды ночных бдений проклинал весь белый свет, настолько опостылела ему жизнь. Жену и четверых детей схоронил Тарам, и разве уснешь, если вопрошающие глаза ни в чем не повинных детей постоянно преследуют тебя, а особенно, в ночные часы.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Ты не мой Boy 2
Ты не мой Boy 2

— Кор-ни-ен-ко… Как же ты достал меня Корниенко. Ты хуже, чем больной зуб. Скажи, мне, курсант, это что такое?Вытаскивает из моей карты кардиограмму. И ещё одну. И ещё одну…Закатываю обречённо глаза.— Ты же не годен. У тебя же аритмия и тахикардия.— Симулирую, товарищ капитан, — равнодушно брякаю я, продолжая глядеть мимо него.— Вот и отец твой с нашим полковником говорят — симулируешь… — задумчиво.— Ну и всё. Забудьте.— Как я забуду? А если ты загнешься на марш-броске?— Не… — качаю головой. — Не загнусь. Здоровое у меня сердце.— Ну а хрен ли оно стучит не по уставу?! — рявкает он.Опять смотрит на справки.— А как ты это симулируешь, Корниенко?— Легко… Просто думаю об одном человеке…— А ты не можешь о нем не думать, — злится он, — пока тебе кардиограмму делают?!— Не могу я о нем не думать… — закрываю глаза.Не-мо-гу.

Янка Рам

Короткие любовные романы / Современные любовные романы / Романы