Долгие ночи

Мачиг подумал, а не спрятать ли ему несколько кусков за пазуху? Нет, нельзя, увидят, лучше не позориться. Но ведь и оставлять детей голодными на ночь — тоже большой грех! Правда, у него уже есть кусочек пшеничного хлеба, который достался ему после зикра. Но он такой маленький, что даже ребенок может его проглотить сразу за один раз. А дома у него шестеро… "Что останется, то спрячу и отнесу домой", — решил Мачиг и успокоился.

Однако еды на столе становилось все меньше, и каждый из его товарищей, бравший со стола очередной кусок, стал вызывать в нем глубокую злобу и даже ненависть. Он сам пошарил в миске, надеясь отыскать хоть несколько кусочков мяса, — не нашел.

"Наверное, принесут еще", — подумал он.

— Ты почему не ешь, Мачиг? — спросил Гойтемир, видя, как он насупился. — Небось, не нанесем большого урона Шахби, если сегодня хорошенько поедим. Ведь не часто приходится нам угощаться в доме нашего муллы. Эй, кто там, Янарка, принесика еще что-нибудь.

Янарка как раз проходил мимо, держа обеими руками большой кувшин с гурмой. Он вновь наполнил их миски и принес новый сискал. Воспрянувший духом Мачиг с новой энергией принялся за еду: "Теперь уж останется. Не смогут же они съесть все".

Однако сердце его не успокоилось до тех пор, пока товарищи не поднялись, сказав: "Алхамдуллила, да не оставит Аллах без пищи ни мусульманина, ни христианина".

Он незаметно спрятал за пазуху три куска сискала, а затем отправил туда же и оставшееся мясо. Мясо было горячее и жгло голую грудь, но Мачиг терпел. Теперь ему не стыдно будет посмотреть детям в глаза. Скорее бы только люди начали расходиться, чтобы можно было спокойно пойти домой. Мачиг набрался терпения и стал ждать.

* * *

После мовлада в доме Шахби остались только мюриды Кунты-Хаджи.

Хотел было уйти и Мачиг, но любопытство взяло верх, и он решил задержаться. Слухи-то носятся по аулам один страшнее другого.

Чего только люди не говорят. Одни утверждают, что с наступлением весны всех мужчин заберут в солдаты, и там их будут кормить свининой и сделают гяурами. Другие доказывали, что всех скоро сошлют в Сибирь, а на их землях расселят русских. И ведь не случайные люди разносили все эти слухи, а всем хорошо известный Сайдулла, сын Успана. И еще он зовет всех в Турцию. Туда же собирается и осетинский князь Муса Алхазов и орстхоевец Алихан, сын Цуги. Собираются со всеми своими родственниками. Нет, они не хотят есть свинину и пить водку, не хотят, чтобы их женщины были наложницами у гяуров.

Эти слухи очень волновали Мачига, и он чутким ухом прислушивался к каждому слову в доме Шахби, где сегодня собрались весьма знающие люди. Вот почему остался Мачиг, пожелавший послушать, о чем они поведут речь.

Вон толстый Мада из Мелчхи — самый близкий векил устаза. Рядом с ним сидит известный в Ичкерии оратор Нуркиши Бильтинский.

Неспроста же они прибыли в Гати-Юрт! Народ толпился у дверей в соседней комнате, каждый старался глянуть на гостей, все вытягивали шеи или поднимались на носки. Длинный же Мачиг на сей раз имел преимущество: он хорошо видел всех собравшихся.

— …и в день смерти твоей в узкую лахту[59] к тебе явятся Мункир и Некир. И спросят они: "О, раб Аллаха, сын Адама, где ты был и что ты делал, когда на земле правоверных страдала вера Бога?" Что ответишь ты им? Сознаешься в бессилии своем против неверных? А они спросят тебя: "О, раб Аллаха, сын Адама, почему не удалился ты в другие земли, свободные от неверных, и там не исполнил заповеди Бога, подобно пророку Мухаммаду?"

И Божий суд пощадит только тех, кто, оставив дом, покинет места, где угнетается вера, кто же ослушается, тот будет гореть в аду…

Умный человек Нуркиши, хорошо говорить умеет и красиво. В глазах у Нуркиши горе и отчаяние. И скорбь в глазах у Нуркиши.

Настоящая скорбь. Это хорошо видит Мачиг, а потому и верит каждому его слову…

— И когда наступил такой день, адыгейские племена, все до одного, с семьями, отправились в Хонкару[60]. Только мы не поехали. Потому что поверили в нашу силу, в нашу храбрость, в неприступность наших гор и лесов. И что же получилось? Нашу страну разорили. Кто думает, что земля, на которой мы ютимся, принадлежит нам, тот заблуждается. Нет, братья мои, теперь эта земля не наша. Увели неизвестно куда устаза Киши-Хаджи и всех славных защитников ислама. Власти решили с наступлением весны выслать нас в Сибирь, а на наших землях разместить неверных, которые осквернят могилы наших предков. А в Сибири, если не дети наши, то наши внуки станут христианами, забудут родной язык и обычаи отцов. И теперь у нас есть только два выхода:

подняться на газават и погибнуть или же уйти в Сибирь…

Какая-то женщина всхлипнула за спиной Мачига, кто-то громко кашлянул.

— Так что же нам делать? — с притворным отчаянием воскликнул Товсолт. — Допустим, те, кто может держать в руках оружие, погибнут. А останутся еще дети, старики, женщины.

Им-то куда же деваться? Кто их защитит от гяуров?

— Мы их уничтожим своими руками, а сами погибнем в бою, — раздался чей-то голос.