Долгие ночи

Ровно четыре месяца назад Али впервые увидел эти вот места, эту заставу. 28 апреля они вышли из Владикавказа, а 17 июня здесь первыми ступили на турецкую землю. Хазапинская застава встречала их и провожала в турецкий край, из которого до сих пор они никак не могут выбраться…

Граница надвое рассекала высокий холм. И вот на этом холме теперь застыли в боевом строю всадники и пехотинцы. Вперед выдвинули пушки, стволы которых направлены точно на дорогу, по которой предстояло идти переселенцам. "Неужели турки будут в нас стрелять?" — с тревогой думал Али.

Каждый шаг в сторону границы приближал к смертельной опасности. Шаг, еще шаг, еще… Уже различимы лица солдат. Но что это? С полсотни всадников отделились от основных войск и помчались навстречу переселенцам.

Тридцать четыре года прожил Али на белом свете и никогда за все эти годы не испытывал чувства страха. И вот только теперь, при виде хищных лиц скакавших всадников, он почувствовал, как неприятный холодок страха пробежал по его спине. Живая стена до зубов вооруженных солдат перекрывала путь на родину.

Мужчины сняли с себя оружие и передали его женщинам в знак того, что намерения у них самые мирные.

Летите в Нохчичо, птицы быстрокрылые,
К собратьям нашим и поведайте им,
Что мы без крова и без Божьей милости
Жизнь на чужбине малую влачим.

В ночном сумраке родных лесов
Унылый крик филина заслышав,
Пусть вспомнят о нас, — без поста и молитвы
Бродящих на чужбине и не видящих исхода!

Бывало, волк воет холодной ночью.
Мы думали, он воет с голоду.
Нет, он выл, что отбился от стаи.
Мы походим на того одинокого волка,
Оторванные от родины и могил предков…

Скорбим ночами черными и глухими.
Чужбины хлеб нерадостен и крут.
И грезим все мы горами родными,
И в час кончины нас они зовут…[103]

Нет, не за себя волновался сейчас Али. Он переживал за Арзу.

За своего единственного брата. Из всего их рода только они двое и остались в живых. И, не приведи Бог, случиться чему-нибудь с Арзу. На кого опереться тогда Али? Кто в трудную минуту встанет рядом с ним? Без Арзу Али будет, как бескрылый орел. В течение шестнадцати лет они и жили, и бились бок о бок, не разлучаясь ни на час. Первыми неслись в атаку, последними отходили. Все эти годы над ними витала смерть, и Али без страха смотрел ей в лицо. Он знал: враг пришел на его землю, чтобы отнять у него дом, родину, лишить его свободы и воли. Поэтому Али не боялся смерти и готов был ко всему.

Ловкий и сильный, он всегда оказывался в гуще боя и всегда выходил из него невредимым. Родина-мать была неиссякаемым источником, из которого в течение многих лет черпал силу и он, и его народ. "Неужели мы навсегда лишились этой матери? — подумал Али. — Аллах, помоги нам!"

Так что же решили предпринять турки? Поднимется ли у них рука на своих братьев по вере? Да и можно ли стрелять по безоружным? Поверить в это трудно. А если…

Али инстинктивно выдвинулся вперед, чтобы в случае чего заслонить собой брата. Сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.

Арзу покосился на него, и Али виновато опустил голову.

Неприлично быть впереди старшего брата, в порыве чувств Али забыл об обычае…

Забывшие о бритве волосы Арзу выбились из-под мохнатой папахи.

За эти четыре месяца они побелели. А ведь совсем недавно на голове брата не было ни единого седого волоса. Трагедия народа легла тяжелым камнем на его сердце и словно острым лемехом плуга прошла по его лицу, оставив после себя глубокие морщины.

Глаза запали, но огонь их не потух. Они, как и прежде, горели отвагой.

"Тяжело тебе, — подумал Али, глядя в затылок брата. — У меня хоть дома жена и сыновья. А ты и поседел преждевременно, даже не вкусив женской ласки, любви… Всемогущий Аллах, сбереги для меня моего единственного брата!"

— Стой!

Группа всадников с кривыми саблями наголо встала на их пути.

Впереди три офицера.

— Куда? — крикнул один из них, и его неопределенного цвета глаза остановились на Арзу.

— Мы возвращаемся на свою родину. Разве вы не знаете об этом?

— ответил Арзу по-кумыкски.

— Разрешение есть?

— Мы две недели ждали разрешения, но так и не дождались. А за это время успели здесь многих похоронить.

— Значит, прождали напрасно?

— Да.

Два офицера захохотали.

Третий, значительно моложе их, сморщился как от боли и осуждающе взглянул на старших товарищей.

— Стыдно смеяться над человеческим горем, — не выдержал Арзу.-

К границе вернулась только половина тех, кто переходил ее.-