Вадиму пришлось еще раз вылезти: поставить дворники, предусмотрительно снятые на время отсутствия. Вода падала почти без прослойки воздуха. Когда он поспешно нырнул назад, Ира потребовала:
— Сними рубашку!
— Да ну.
— Сними! Мало того, что в компрессе, так еще натечет, будешь на мокром сидеть.
— Слушайтесь, когда жена говорит, — сказала пассажирка.
Черт побери! Менее всего Вадим переносил подобные увещевания.
— Семейная жизнь хороша тогда, когда в нее не вмешиваются посторонние, — сказал он резко.
Наступило неловкое молчание. Утихни немного погода, пассажиры, наверное, вышли бы. Но дождь лил слишком бешено.
Вадим осторожно вывел машину на шоссе. Асфальт был покрыт слоем воды сантиметров в пять, и от колес расходились следы, как от катеров. Вадим держал скорость километров сорок.
— Я бы вообще не решилась ехать, переждала бы, — сказала Ира.
Чувствовалось, она специально обдумывала, что сказать, чтобы нарушить затянувшееся молчание.
— Да, хорошо, когда мужчина уверен за рулем, — заискивающе вступила пассажирка. — И вообще хорошо, когда машина. Я твержу моему: давай копить! А то летят деньги неизвестно куда: мы в гости, к нам гости — и всё с подарками, цветами!
Голос ее приобрел привычные сварливые интонации, видно иначе она просто не могла говорить о муже.
После Сестрорецка дождь ослабел. Вода сошла с шоссе, колеса уже не поднимали буруны. Шоферы осмелели, несколько машин обогнали Вадима. Но на этот раз он смотрел вслед обгонявшим презрительно: идиоты!
И порок был наказан — незамедлительно и очень наглядно: только что обогнавший Вадима «Москвич» — прекрасный новенький зеленый «Москвич» последней модели с утопленными ручками! — резко вильнул, его повело юзом, развернуло на все 360° и врезало в дерево!
Не дотрагиваясь до тормоза — самое скверное дело тормозить на мокрой дороге, — Вадим сбросил газ, потом притормозил двигателем и изящно причалил к обочине в пяти метрах от неудачника. Подошел.
Мужчина за рулем — лицо знакомое, не из гаража ли? — сидел ошарашенный. Его спутница рыдала.
— Ну что, все целы?
Мужчина словно очнулся.
— Вадим! Во здорово! Ты откуда? На своей?
По имени знает.
— Что с нею? — Вадим кивнул на женщину.
— Нервы. А так цела. Ремни!
Вадим обошел машину. Крыло, правая фара, бампер, капот сильно вмят спереди. Дверца сама открылась.
Мужчина засуетился. Его охватила лихорадочная жажда деятельности. Он обежал несколько раз вокруг машины, постучал по колесам, потрогал все дверцы. Потом полез в капот. Радиатор тек безнадежно.
— Да-а. Доедешь на буксире.
— Дотащишь, а?
— Ты что! Я тебе не тягач. Новенькая машина, стану я мотор рвать.
Мужчина зашептал лихорадочно:
— Вадим, я же не даром. Четвертной, а?
— Брось. Говорю, не буду рвать мотор. Ездок! Кто ж на мокром виляет?
— Выбоину, понимаешь, заметил. Выбоину. Думал объехать.
— Не надо думать, раз у тебя это плохо получается. Теперь сиди. Поймаешь грузовик.
Мужчина хватал за руку, повторял про четвертной, но Вадим грубо вырвался и ушел. Когда отъехали, объяснил почтительно внимавшим слушателям:
— Бывают же идиоты! Мог и перевернуться. Зачем машину иметь, если так водишь? Хороший был «москвичок», теперь пойдет по слесарям.
Ему было приятно, что он имеет право говорить с превосходством.
— А не дай бог, поедешь с таким! — вздохнула пассажирка. Ребенок спал у нее на коленях. — Ведь не только себя доверяешь, и маленького тоже. Хорошо, когда можно на мужа положиться — хоть с закрытыми глазами.
— Вадим настоящий ас, — сказала Ира.
Вадиму этот отзыв больше не казался чрезмерным. И казалось естественным, что его принимают за Ириного мужа.
Выяснилось, что пассажиры живут на улице Щорса, и Вадим подвез их к самому дому. Женщина завозилась с сумочкой.
— Бросьте, — сказал Вадим. — Я извозом не зарабатываю.
Выслушивая благодарности, Вадим с удивлением отметил про себя, что сегодня он дважды отказался от заработка. Ира воздействует: мягко и ласково тянет прочь из гаража.
— Я знала, что ты добрый, и так обрадовалась, что ты сразу их взял, — сказала Ира, когда они наконец остались одни. — Ужасно хорошо, что мы их довезли. Малыш не простудится. И приятно, когда к тебе испытывают хорошие чувства.
— Хорошие чувства они, надеюсь, тоже испытывают, но главным образом они испытывают нормальную здоровую зависть. Особенно она.
— Вадим, но почему же?
— О господи, так понятно: потому что ты моложе ее, но у тебя вот эта прекрасная тачка вызывающего ярко-красного цвета, а у нее нет, и неизвестно, будет ли. Странно, что ты удивляешься.
— А мне хочется думать о людях хорошо.
— Думай, кто тебе не дает.
Говоря это, Вадим непринужденно выехал из ряда на трамвайные пути, объехал длинный хвост машин, выстроившихся перед светофором; как раз вовремя включился зеленый, Вадим с ходу легко набрал скорость, обогнал несколько таксистов — а эти всегда норовят нахально выскочить вперед, оттереть частников, — вернулся в свой ряд, вовремя отвильнув от повернувшего с перекрестка трамвая, — ас! Он уже не просто вел, он испытывал удовольствие от точного маневра, очень сходное с тем, какое испытываешь, закладывая на горе крутой вираж.