Долгий, крепкий сон

— Chozer b'tsuhav. Это еврей, который, как и Джош, вырос в нерелигиозной семье, а потом вернулся в лоно иудаизма. В дословном переводе — «тот, кто вернулся к ответу». И Сэм, и Джош chozer b'tsuhav, поэтому у них много общего. Сэм вступил в общину десять лет назад, раньше меня и Джоша, поэтому для Джоша он стал чем-то вроде наставника. Так вот. Сэм сказал, что про Ари ходят слухи, будто ему… не совсем нравятся женщины.

— Ари гей? — удивленно спросила я.

— Не знаю, — уклончиво ответила Либби. — Так говорят некоторые мужчины. Возможно, это домыслы. Возможно, он просто слишком стеснительный юноша. Ну, это же мужчины. Сама понимаешь.

— Да уж, эти грубые buchers[40] из иешивы! За воротами туберкулезного диспансера больших мачо не сыскать! — фыркнула я. — Представляю, как от них заводятся неженки.

— Джулиет, как тебе не стыдно. Если мужчина образован, это еще не значит, что он слабак. Возьми, к примеру, Джоша.

Может, конечно, Либби права, и не все мужчины-интеллектуалы — сопляки, но ее муж, который весит килограммов пятьдесят от силы, как-то мало тянет на неопровержимое доказательство ее правоты.

— Я не утверждаю, что все они — слабаки, — пошла я на попятную. — Просто в целом они не очень-то похожи на суперменов. А большинство — не похожи вообще. Поэтому не очень верится, что они стали бы распространять такие слухи про Ари, если он просто… как ты там сказала? Да, стеснительный. Думаю, за этим что-то кроется. А друг Джоша не упоминал, откуда пошли такие слухи?

— Нет, этого он не знает. Я рассказала эту историю, чтобы ты поняла, почему Эсфирь не любит говорить о свадьбе сына. Возможно, она переживает из-за сплетен. Возможно, по каким-то своим причинам. В любом случае, к Фрэйдл это не относится.

— Может, да, а может, нет. А если слухи об Ари дойдут до семьи Фрэйдл, что случится?

— Не знаю. Все зависит от ситуации. Если они этому поверят, то могут расторгнуть помолвку. А может, и нет. Неизвестно.

— То есть как, — возмутилась я, — ты хочешь сказать, что они все равно могут выдать ее за него замуж?

— Думаю, да, если бы Ари заверил их, что он не гей, или что он гей, но на браке это не отразится.

— Даже так, Либби? А как это может не отразиться на браке?

— Джулиет, в вопросах нетрадиционной ориентации я, конечно, не специалист. Тем не менее, если, как нам говорили в Университете Уэсли представители Ассоциации геев и лесбиянок, десять процентов людей гомосексуальны, то и среди хасидов есть какое-то число геев. И при этом большинство из нас женится и заводит детей. Значит, бывают гомосексуалисты, которым удается победить свои сексуальные желания ради семьи, общины и религии.

— Или не показывать их на людях.

— Может быть. А что в этом плохого? Если человек доволен своей семьей и счастлив в своей общине, то с чего ему горевать? Секс все-таки не самое главное в жизни.

— Дело не только в сексе, Либби. Гомосексуальность определяется не тем, с кем ты спишь. Гомосексуализм — это особый склад ума. Как можно назвать счастливым человека, который переступает через себя только потому, что община не принимает его таким? Откуда тебе знать, может, эти люди, о которых ты говоришь, глубоко несчастны из-за того, что не могут быть самими собой, — возразила я.

— Ты права, Джулиет, — вдруг согласилась Либби. — Я не знаю, что они чувствуют. Насколько мне известно, большинство геев предпочитают уйти из общины, потому что не могут совместить свои сексуальные предпочтения с религиозными. Не знаю. Возможно, я так счастлива, что не могу представить, что кто-то может хотеть другого, а не замечательную семью, красивых детей и общину, в которой тебя любят и защищают.

— Знаешь, Либби, думаю, большинство гомосексуалистов хотят того же самого. Замечательную семью и сообщество, которое бы их поддерживало и принимало такими, какие они есть.

— Джулиет, я знаю. Не подумай, я не гомофобка. Я с тобой согласна. Я просто пытаюсь тебе объяснить, что у нас здесь все немного сложнее.

Слова Либби дали мне новую пищу для размышлений. Но пока я не понимала, насколько важную роль это может играть в исчезновении Фрэйдл. Нужно больше информации.

— Либби, то, что ты мне сказала, может иметь значение. Но мне нужно знать больше.

— Зачем? Почему ты не можешь все это бросить?

— Потому что Фрэйдл пропала, и я должна ее найти.

— Ты? Почему ты? Вы же с ней почти не знакомы. Ради всего святого, она всего один раз сидела с твоим ребенком. Зачем лезть в жизнь бедного мальчика ради какой-то незнакомой девушки?

Этот вопрос застал меня врасплох. В принципе, Либби права. Фрэйдл я не знаю. И на самом деле все это меня не касается. Так же, как в свое время и убийство Абигайль Хетэвей меня не касалось. Но знаете, я никогда не умела «не лезть не в свои дела», и до сих пор не горю особым желанием этому учиться. К тому же непохоже, что кто-то еще стремится отыскать Фрэйдл.