Долгий путь

Обстоятельства были чрезвычайные; со времен Ганнибала, перешедшего через Альпы, Рим не бывал в столь серьезной опасности, но Ганнибал все-таки был человек культурный, знавший меру; на этот же раз Риму угрожала сила дикая, необузданная, не знавшая никаких границ. Сенаторы ясно понимали это и проявили немало активного бескорыстия, отодвинув на задний план все прочие соображения, кроме одного – необходимости отвратить опасность, и они единогласно поставили Мария во главе государства! Необычайно было его избрание консулом, и после этого он, вразрез с законами страны, переизбирался из года в год, пока война с варварами не была доведена до победного конца.

А тогда уже можно было опять отделаться от человека с грубыми солдатскими ухватками, вонявшего конюшней! После своей несомненно полезной деятельности в Африке он стал невыносимо навязчив и презрителен по отношению к родовой аристократии: разве и их предки тоже не начали в свое время снизу, как и он, Марий?! Он не умел молчать о своих заслугах, трубил на народных собраниях о продажности сенаторов – как будто это не было уже всем известно! – и этим обеспечивал себе голоса плебса. Сам-то он, конечно, был неподкупен, никогда не брал денег за свою политику, но он подкупал других! Он был страшно груб, нападал на распущенность нравов, не щадя при этом извращенную высшую знать. Сам он был так отвратителен, что вынужден был довольствоваться ласками женщин самого низшего разбора за щедрую плату и предпочтительно в темноте. Ни малейшей греческой привлекательности в лице и манерах или приветливости не было у этого человека! Нет, он был натурой на редкость анти-греческого склада и не только не владел языком богов, что считалось необходимым для сколько-нибудь приличного римлянина, но даже, уверенный в одобрении невежд, хвастался тем, что не говорит по-гречески, и признавался, что гнушается наукой, перенимаемой у вольноотпущенников и рабов! Такая грубость натуры претила Риму, но тогда он нуждался в Марии – против варваров необходимо было орудие погрубее.

Смелая откровенность Мария наводит на мысль о том тевтоне, которому показали статую и который так невежливо о ней отозвался: в сущности, ответом своим он вынес приговор всему упадочному Риму; Марий тоже был мужлан, он олицетворял возврат от искусства к природе, обратное течение вещей! В Марии возродился старый строгий мужицкий дух республики; Рим поневоле обращался к своим низшим черноземным пластам, чтобы встретить натиск первобытной силы извне. Бюст, изображающий, как утверждают, Мария, во всяком случае, представляет портрет гражданина республиканской эпохи, в чертах топорного лица которого как бы застыло воспоминание о матери – о суровой, привыкшей жертвовать собой римлянке, воспитавшей его в строгости в родном доме, о женщине со вкусами простолюдинки и по-собачьи привязанной к своему роду, одной из матерей республики, соединявшей в себе преданность со свирепостью волчицы!

А это заставляло вспоминать о старинных методах воспитания, о почти забытых розгах; случай поднял нравственность в Риме; благородные римляне сами никуда не годились, но знали, что такое действенная сила. Понимали они толк и в интригах и умели вести игру, но страх подстегивал их, они трепетали, слабый румянец окрашивал дряблые щеки старых сенаторов, и они энергично принялись за дело, заседали день и ночь. Город прожужжал им все уши своею паникой, клиенты[33] окружали их, ломая руки, когда они выходили из сената; крупных купцов била лихорадка, ростовщики пылали, как медные, и их прошибал зеленый пот, их тошнило со страха и отчаяния: как и чем теперь спекулировать? Богатые вольноотпущенники каменели на Форуме, как статуи: что станет с их доходами, с домами, отдаваемыми внаем? С виллами и мавзолеями, уже воздвигнутыми ими для себя на Виа Аппиа? Не угодят ли они туда преждевременно? Или не лягут ли вместо них туда, под мраморные плиты, другие – недостойные – люди? На верном ли пути правительство? Правильный ли выбор сделал сенат? Следовало ли поручить спасение отечества простому солдату? Да, вот именно: тут как раз и нужен был простой человек! Сам язык римлян нуждался в упрощении.