Долгий путь к счастью

Вот сижу и пишу. Нет смысла ложиться, когда все равно не уснуть. Открыла вот гардероб и увидела ту глупую детскую надпись. Надо бы вымарать ее. А я ведь помню день, когда нацарапала эти слова. Меня тогда заперли на два дня и две ночи — за какой-то «страшный» проступок. А вот что я сделала, не помню.

Слишком уж я углубилась в себя. Это все из-за Гвеннол. Гвеннол влюблена. Смотрю на нее и понимаю теперь, что же у меня не так в жизни. Никто никогда не любил меня — может, только мама, но она умерла, и я осталась совсем одна. Да, вот чего я хочу больше всего на свете — чтобы хоть кто-нибудь любил меня. А вот нет, не любит ни один человек на свете, поэтому я и совершаю ужасные вещи. Порой полностью теряю самообладание и кричу, кричу. Пусть уж ненавидит меня, если не любит никто. Так хотя бы замечают иногда.

Написала это — и вспомнила о Яго. Он теперь иначе ко мне относится. Стал таким добрым. Не то чтобы раньше он был злым — просто не обращал внимания. А два дня назад он катал меня в лодке вокруг Острова, много говорил. Говорил, как всегда, в своей манере: его слова — самое важное на всем свете.

Потом мы вернулись в замок. Я очень волнуюсь — почему он так вдруг проникся ко мне?..

А вчера Фенвика встретила в саду, он сидел в плетеном кресле возле пруда. Я подошла к нему, потому что уж очень непривычно было видеть его в одиночестве, без отца. «Где же отец?» — спросила я. «Он лежит сегодня, мисс Сильва». — «Он… ему хуже?» — «Он очень тяжело болен, мисс Сильва». — «У него ведь недавно был удар?» — «Его парализовало, и теперь…» — «Как жаль. Я хотела бы повидать его». Фенвик покачал головой. «Ни в коем случае не ходите в его комнату, мисс. Это убьет его». — «Вы не знаете, отчего он так ненавидит меня?» — спросила я. Он пожал плечами. «Возможно, он хотел иметь сына, — предположила я. — Большинство мужчин мечтают о сыне». — «Возможно. Впрочем, дети — это не для него», — ответил мне Фенвик.

Фенвик расстроен, поняла я. Возможно, его мучает вопрос, а что будет с ним, когда отец умрет. Отец не может без Фенвика, говорит Яго. Но что может Фенвик без отца?

Я никому не скажу этого, однако написать могу. Да, с этими записками мне надо быть крайне осторожной. Еще хорошо, что никому нет дела до меня. Мне кажется, Яго подумывает, не жениться ли на мне".

Я уронила тетрадь на колени. Не хотелось читать о Сильве и Яго. Получится, будто я подглядываю за ними. Впрочем, я уже это сделала. Просто теперь мне предстояло прочесть о том, что было мне неприятно.

Яго и Сильва! Такого я даже не предполагала. Передо мной лежали ее записки. Не стоило мне их читать. Зачем Слэк отдал их мне? И почему Сильва оставила у него свои дневники? Должно же быть объяснение.

«Сегодня я встретила его. Ездила на материк, а он зашел в гостиницу. Он такой изысканный, обаятельный. Не верится, что я могла заинтересовать его. Мы пили вино, закусывали шафрановым кексом, а говорили сколько! Потом он предложил взять лошадей и совершить небольшую прогулку верхом. Что это был за день! Мы останавливались в „Корн Долли“. Удивительный, романтический уголок! На столах старинные глиняные лампы, соломенные куполки повсюду. Сидр, пышки. Я даже не подозревала, какие они вкусные. „Мы вернемся сюда“, — сказал он мне. Неужели возможно полюбить так быстро?»

Так она влюбилась в Майкла Хайдрока! А он? Тоже любил ее? Или он просто был с ней самим собой — милейшим, обходительным, ласковым молодым человеком? Бедная Сильва!..

Я перевернула страницу.

"Разве захочется писать, когда ты — счастлива? Он любит меня. Он сказал мне это. Это чудо. Он говорит, что мы всегда будем вместе, и все теперь будет по-другому. Я рассказала ему об отце и о жизни в замке.

Жизнь — это чудо".

Опять пропущенные страницы — и снова:

"Лучше бы я не бралась за эти записки. Это бессмысленно. Наверно, раньше я просто предавалась раздумьям и занималась самокопанием, даже радуясь своим несчастьям, своей тоске. Сейчас все позади. Я счастлива. И люблю всех.

Сегодня, взглянув на окно отцовской комнаты, увидела, что он там. Выглядит очень плохо. Еще подумала, может, сказать ему? Но побоялась. Вспомнила, что Фенвик предупреждал — это убьет его. Я не хочу, чтобы его смерть была на моей совести… теперь не хочу".

Более в тетрадях ничего не было. И хотя Сильву я узнала из этих записок гораздо лучше, что же случилось той роковой штормовой ночью, стало совсем непонятным. Почему она взяла лодку, она не могла не знать, какому риску подвергает себя.

Ответ напрашивался один. Она была в отчаянии. Возможно, ее долгожданное счастье отчего-то рухнуло, и тогда пришла к ней страшная мысль отдаться во власть этой яростной, равнодушной стихии.

Моя несчастная сестра! Как бы мне хотелось оказаться с нею рядом и услышать историю ее радости и печали. Я была уверена, что смогла бы чем-нибудь помочь ей.