Долгий путь любви, или Другая сторона

Павел вышел из душа, на ходу растирая полотенцем взъерошенные от воды волосы. Еще один повод бесконечно благодарить судьбу: его присутствие рядом. Жаль, что однажды этому придет конец… Хотя стоит ли жалеть, что свершится то, чему давно пора произойти? Семь лет, дни и ночи, минуты и часы на его руках, за его спиной. Он заслужил свое счастье, заплатил за него сверх меры, которой вообще не может быть.

– Что-то ты совсем расклеилась…

Как всегда – не вопрос, а констатация факта. Видит насквозь.

Саша покачала головой.

– Все хорошо. Это просто дождь, ты же знаешь: я терпеть его не могу. Особенно осенью.

– Знаю.

Отвернул ее от окна, опуская жалюзи.

– Все. Дождя больше нет.

Саша грустно улыбнулась.

– Мы просто его не видим.

– Вот именно. Перестань ковыряться в прошлом. Не надо смотреть туда. Оно не вернется, и тебе нет смысла себя терзать. Закрой окно.

Стер дорожки слез на щеках. Который раз за это время? Она сбилась со счета.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива, Сашунь. Хочу однажды оказаться с тобой под проливным дождем в таком же ноябре и видеть, как ты смеешься. Или услышать об этом от кого-то другого. Мне будет вполне достаточно.

Женщина сглотнула острый ком, запекшийся в горле.

– Спасибо.

Он покачал головой.

– Дурочка. Не нужна мне твоя благодарность. Просто живи. Ну? Сашка, слышишь меня?

– Слышу… Ты иди, у тебя же встреча. Я сама сегодня Дашу заберу.

От собственных слов стало холодно, когда поняла, что придется снова выбираться на улицу, под этот мерзкий дождь.

– Уверена? Я могу все отменить. Хочешь, заедем вместе в сад, а потом поужинаем где-то? Втроем.

– Заедем? – голос засипел, хоть она и старалась скрыть волной накативший страх.

Муж выругался сквозь зубы.

– Пешком пойдем. Или на автобусе доберемся. Сашка, ну прости, я ляпнул, не подумав.

– Сама. Иди, а то опоздаешь. Паш, я справлюсь, правда.

Он недоверчиво хмыкнул, снова стирая слезы с ее лица.

– Позвони, если что. И когда дома будете, набери меня обязательно. Договорились? Саша?

Кивнула, понимая, что иначе он не уйдет. Обязательно позвонит, если вспомнит об этом к вечеру. Но, скорее всего, Павел ее опередит, как обычно, не дождавшись исполнения данного обещания.

– На работу успеешь? Маршрутки сейчас переполненные.

Снова кивнула.

– Я прогуляюсь, времени еще достаточно.

Мазнула губами по щеке и поспешила укрыться в соседней комнате, в надежде, что пока она переоденется, его уже не будет дома. Ни к чему расстраивать черным цветом, который самой сейчас кажется более чем уместным.

Узкие брюки, свитер, высокий сапоги, плащ, перчатки – все равномерно мрачного оттенка. Нет, это не траур, она никогда не видела в этом смысла. Просто сегодня все другие цвета невыносимы. Пусть будет черный, на котором не заметно никаких пятен. Ничего. Жаль, что память нельзя сделать такой же.

Дождь причинял почти физическую боль. Шуршал по ткани зонта, отзываясь в сердце мерзким скрежетом. Знакомый маршрут, из года в год, каждый день один и тот же. Она прошла бы его с закрытыми глазами. Полуразбитая от времени лестница, увитая плющом каменная стена, старые домики, соседствующие с громоздкими небоскребами. Узкий переулочек, выводящий к торговому центру. До работы – рукой подать, осталось всего несколько минут. Надо только проскочить этот салон, как всегда, не глядя на него. Не вспоминать огромные зеркала, отражающие белоснежную роскошь, свое смущение и приглушенный шепот, чтобы не услышали продавцы: «Ты еще такой ребенок! Неужели правда считаешь, что какие-то глупые приметы могут помешать мне жениться на тебе?»

На свадьбе с Пашкой у нее не было белого платья. Они просто расписались, без гостей и свидетелей, торопясь исправить слишком очевидную ошибку. И спасение, в которое она боялась поверить, стало лучшим подарком. Другого не надо. Она не верит ни во что хорошее для себя, но просто не смогла бы жить, если бы лишилась еще и дочки.

Завтра уже станет легче. В новом дне воспоминания отступят, чтобы вернуться в такой же промозглый день год спустя. Все остальное время рядом будет лишь тупая, щемящая тоска, сопровождающая, словно тень, которую она почти научилась не замечать.

Ноги неожиданно подкосились, когда метрах в ста от нее мелькнула высокая фигура. Мужчина скрылся за поворотом, оставив в сердце болезненную растерянность, надежду, через мгновенье рассыпавшуюся на осколки, стоило ему только обернуться. Из года в год глаза невольно выхватывали в толпе кого-то похожего, заставляя вздрагивать, будто от удара, мучительно думая о том, смогла ли она узнать его, если бы встретила на самом деле. Черты лица стерлись из сознания: ни одного снимка, даже на памятнике – только лишь буквы. Какой-то смутный образ, скорее всего, не имеющий почти ничего общего с реальностью. А вот глаза, наоборот, помнила слишком отчетливо. Точнее их цвет, черноту непроглядной ночи в ту последнюю встречу. И еще часы, дорогие и модные, с массивным металлическим браслетом. Каждое из звеньев на нем. И то, как больно они впиваются в кожу крошечными зазубринками.