Долгий путь любви, или Другая сторона

Он стоял, выделяясь на фоне суетящихся людей ледяной недвижимостью. И не сводил с нее глаз. Или с Даши: разобрать это на таком расстоянии было невозможно. В груди опять что-то заныло, и Саша ощутила, как краска стыда заливает лицо: точно так же вроде бы недавно встретились в этом же торговом центре, а потом… потом она лишилась рассудка в его объятьях.

Мужчина оставался на месте, словно позволяя ей самой сделать первый шаг. Или не сделать. Но Александра семь лет назад вмешалась в его жизнь, предлагая свою любовь, словно величайший дар, только нуждался ли он в таких подарках? Цена, которую пришлось заплатить, оказалась безмерной, а результаты – плачевными. Сильный, красивый человек, достойный и мужественный, превратился в призрак себя самого. Ради ее чувств? И есть ли смысл в подобном? Вспомнились совсем недавно брошенные ей жесткие слова: «Что это за любовь, если она превращает любимую женщину в полуживую тень?» О чем он говорил тогда? Что не любил ее? Или сожалел об их переломанных судьбах?

Как могла теперь двинуться навстречу? Как осмелилась бы причинять ему еще большие проблемы? И так лишила всего на свете: любви, успеха, здоровья… Даже дочери. Даша щебетала, теребя новую игрушку, то целуя, то поправляя волосы, то укладывая назад в коробку. С гордостью оглядывалась по сторонам: все ли видят ее сокровище? И впервые за последний месяц выглядела довольной, словно оттаяла от захлестнувших сердечко обид и проблем.

– Мамочка, очень красивая, правда? – забралась к ней на колени, снова доставая куклу из упаковки. – Здорово, что мы пришли именно на эту акцию, да? Тебе ведь нравится?

– Нравится… Конечно, солнышко, – Саша спрятала лицо в дочкиных волосах, стараясь не смотреть, как мужчина в другом конце холла медленно двинулся в сторону выхода.

Глава 32

– Дашуня, позови маму. Я хочу с ней поговорить.

Услышав слова мужа, Саша вздохнула. Она очень надеялась, что вновь удастся избежать объяснений, потому и скрылась в кухне, как только настроила дочке камеру на компьютере. Теперь же будет сложно промолчать, когда Павел начнет спрашивать о ее делах.

Лицо мужчины казалось усталым, черты заострились, а круги под глазами выдавали пережитую бессонницу. И Саша была уверена, что причина этого – совсем не в близости любимой.

– У тебя все хорошо? – и так видела, что никакого «хорошо» нет в помине, но не спросить не могла, надеясь услышать какое-то оправдание. Может быть, просто накопилось много работы? Только какая работа в чужом городе и чужой стране?

Он кивнул, явно не собираясь вдаваться в детали, и заговорил о том, что волновало его самого:

– Саш, когда ты созреешь для того, чтобы поговорить?

– Мы уже разговариваем.

– А я говорю не о нас, – в глазах мужчины на экране мелькнула грусть. – Мне жаль, что ты до сих пор тянешь время.

– Я тебя не понимаю… – Саша отвела взгляд, делая вид, что рассматривает фотографии на стенах. Та Дашка, что смотрела на нее со снимков, была намного радостнее находящейся рядом сильно повзрослевшей девочки.

– Родная, врать у тебя никогда не получалось, – Павел вздохнул. – Ты же понимаешь, что это необходимо сделать. Ты должна его выслушать.

– Не хочу… – даже думать об этом было больно, а встретиться лицом к лицу казалось вообще немыслимым. Теперь, когда она знала правду, многое воспринималось иначе. Ее любовь, что проросла глубоко в сердце, казалась призрачной и несерьезной, а ошибки и боль от собственной безрассудности затмили еще теплящееся в душе добро.

Саша жалела о том, что пришлось узнать. Плакать в кладбищенской тишине было проще, чем принять факт того, что самый главный человек в ее жизни вернулся. Он жив, но больше никогда не будет рядом, потому что преодолеть все ставшее между ними невозможно. Эта стена так же неприступна, как каменная могильная глыба, столько лет преграждающая путь к миру и спокойствию.

– Акция в детском мире – ведь его рук дело? – Павел улыбнулся дочке, сжимающей драгоценный подарок. Она почти не выпускала куклу из рук, а Саша не могла вспомнить, когда еще какая-то игрушка производила бы на девочку такое впечатление. Однако думать об этом было тяжело, еще хуже – представлять, что должен чувствовать мужчина, лишенный собственного ребенка. Даже если чувства по отношению к самой Саше были неискренними, Филипп никогда бы не покинул родную дочь. Если бы знал о ней.