Долгий солнечный день

— Не солдатики? Кто же они тогда? — удивилась Эри. Сердце заколотилось еще быстрее.

— Они… лучшие друзья, как братья, — девочка задумалась. Кажется, до этого ее никто ни о чем подобном не спрашивал. — Они хорошие. А плохие их ловят.

— Зачем они их ловят? — с интересом спросила Эри.

— Не знаю, — пожала плечами девочка. — Ловят, и всё.

— А что будет, если поймают? — Эри присела на корточки. Где-то она читала, что детям так комфортнее общаться. Может, сработает?

— Побьют, — по-взрослому вздохнула девочка. — Мне их жалко.

— Как это побьют? За что? — Эри с участием посмотрела на неё.

— За просто так. Которые ловят, они злые. А эти хорошие.

— Так они солдатики или не солдатики? — попыталась внести хоть какую-то ясность Эри.

— Они не солдатики, — повторила девочка. — Они как солдатики.

— Они добрые? — спросила Эри.

— Еще как добрые! — девочка, кажется, обрадовалась. — Они самые лучшие! Все думают, что они не настоящие, а они настоящие.

— Алёнка, ты опять к старшим пристаешь? — спросила женщина, подходя к ним. Она спрятала книгу в сумку, и улыбнулась Эри — но улыбка получилась не очень естественная, натянутая, дежурная. — Сто раз тебе говорила, чтобы ты не лезла к взрослым.

— Она не приставала, это я ее спросила про солдатиков, — улыбнулась в ответ Эри. — Смешно, но у меня в детстве тоже были солдатики. Я немного удивилась, что у девочки…

— Алёна всем мозг уже вынесла с этими пограничниками, — вздохнула женщина. — Мы их из сада принесли. Спасла себе друзей из песочницы. Пришлось тридцать копеек саду отдавать, игрушки-то казенные. Год с собой таскает.

— Ну, может, ей нравится, — пожала плечами Эри.

— Глупости всякие придумывает, — женщина отвернулась. — Сказки про них рассказывает. Вам, небось, тоже уже рассказала, какие они друзья, и что их враги ловят?

— Вроде того, — кивнула Эри. — Дети, они могут и не такое придумать.

— И не говорите, — женщина усмехнулась. — Моя так и вообще фантазерка. Алёна, пойдем, а то молоко раскупят всё, а мы с тобой лапшу молочную хотели.

— Пойдем, мам, — девочка, до этого что-то рассматривавшая в своей сумке, подошла к матери и взяла ее за руки. — Солдатики тоже будут.

— Вот видите, — женщина посмотрела на Эри. — Еще и этих зеленых дармоедов кормить, на одну зарплату.

Эри усмехнулась.

— Ну, мам, — протянула девочка, — они понарошку, я им сама положу, а потом доем за ними…

— Ладно, уговорила. Пойдем, зайка, маме еще работать вечером…

Они медленно шли по залитому летним солнцем двору — худенькая женщина с тяжелым безнадежным взглядом, и маленькая девочка, прижимающая к себе сумку с двумя пластиковыми солдатиками. «Я поняла, — Эри опустила голову. — Я поняла, кто это, и что я сейчас видела. И теперь я знаю, на чьей могиле мы тогда с Пятым оставили ромашки. И кто эта девочка. И кто эти солдатики. Но я никому ничего не скажу, я не хочу об этом говорить, это моё, это внутри, это слишком больно, чтобы кому-то рассказывать, и пусть это останется во мне и со мной, и не надо никому знать, потому что оно так, как оно есть, и останется так, как оно есть, и всегда будет именно так, а не иначе. Видимо, так устроен мир, в котором кто-то должен безнадежно верить в черных и рыжих, ничего не желая взамен. Как верит сейчас, сама не понимая во что, эта девочка, которая такой же, как я, наблюдатель, и чья мама потом окажется именно там, где мы оставили тот букет. Как же за неё больно, кто бы знал, как за неё больно, и никому нельзя об этом сказать».

…Домой ехали не спеша, почти не разговаривая — все-таки день выдался длинный, все подустали. Пятый, севший на заднее сиденье, рядом с Сабом, листал одну из папок, а Саб, казалось, дремал, вытянув ноги в проход.

— Никто не хочет на ужин молочную лапшу? — спросила Эри. — По-моему, мы сто лет её не ели.

— Чего это вдруг? — с подозрением спросил Лин. — Посмотрела на ребенка, и вспомнила детский сад?

— Вроде того, — покивала Эри. — Ты что-то против имеешь?

— Да нет, — пожал плечами Лин. — Она вкусная. Нам в больницах иногда перепадала. С чего бы мне что-то иметь против? Я просто имел в виду, что мы…

— Давайте сделаем, — Пятый закрыл папку, которую до того просматривал. — Главное, сахара не переложить. У нас же были эти макароны мелкие, которые для супа?

— Были, — подумав, ответил Саб, не открывая глаз.

— Ну и отлично. Эри, это прекрасная идея. И быстро, и вкусно, и делать несложно совсем. Так что я только за, — Пятый улыбнулся. — Надо что-то еще из той еды вспомнить, а, рыжий?

— Можно, — меланхолично согласился Лин. — Только без капустной баланды, пожалуйста. Вот от картофельного пюре я бы не отказался.

Глава 28 Чужая память

28

Чужая память

— У нас мало времени, — Фэб выглядел собранным, но Саб тут же понял, что Фэб уставший, и что он чем-то встревожен. Очень встревожен. — Это последний трансивер, «Альтея» завтра стартует.

— Как? Уже? — удивился Саб.

— Ну вот так. Саб, у нас большие проблемы, — Фэб покачал головой. — Даже говорить не хочу. Нет, сказать придется, но только тебе. Где твои, кстати?