Долгий сон

— Ой, да куда ж ты так, милок, спешишь, служба чай окончилась! Опоздал ты, милок, опоздал… — добродушно известила его старушка в черном платке…

— А нам бы, мамаша, с батюшкой Михаилом увидеться

— С батюшкой Михаилом? А почему бы и не увидеться… Вот только недосуг ему щас… Он хоть и божий человек, но и ему передых нужон… В трапезной он щас… Отзавтракает, тогда и примет вас.

— Нашли все-таки, ироды! — вдруг услыхали мы за своими спинами знакомый голос. — Ну вот, разве от таких иродов можно схоронится! Не на этом, так на том свете обязательно найдут, да еще выпить предложат!

— Да вот, батюшка Михаил, исповедоваться к Вам пришли, — затянул «песню» Игорь.

— И в грехах своих земных покаяться, — подхватил ее я.

На этих словах мы заключили батюшку Михаила в дружественные объятия, чем вызвали большое удивление на лице старушки.

— А вот и сестра Агафья, — вырываясь из нашего плена, произнес Михаил. — Прошу любить и жаловать. Сейчас такой нам чаек сварганит, которого вы на «большой земле» и не пили не разу. Что там эти там Индии с Цейлонами!

Михаил оказался прав. Сестра Агафья заварила такой чай, что после первой же кружки от дорожной усталости ничего и не осталось. Когда-то я не плохо разбирался в травах, но сейчас определить содержание этого чудодейственного букета я просто не мог…

— А как батюшка насчет иного чайка? — намекнул Игорь, протягивая руку к своей дорожной сумке.

По лицу отца Михаила можно было легко догадаться, что это он сказал зря.

— Только не здесь. И если честно, то я как то… — Михаил замолчал и после паузы продолжил: — Да и вот еще что давайте не говорить сейчас о работе и о политике… Об этом говорить не принято…

И мы снова пили чай…

Утомленный дорогой и отсутствием привычного горячительного, Игорь вскоре был поручен заботам сестры Агафьи, а меня Мишка повел на экскурсию по своим владениям.

— Ты, Сергей, случайно верующим не стал? — осторожно взял меня за локоть Михаил.

— Да как сказать… Верующий, не верующий… Я просто часто вспоминаю слова нашего замечательного академика Амбарцумяна. Когда его спросили, верит ли он в то, что бог есть…

— И что же он ответил?

— А ответил он очень кратко — «Я не знаю»… И это сказал в те времена самый главный наш академик… Вот и я не знаю: есть боженька или нет… А ты вот лучше ответь мне: эти иконы для «царских ворот» тебе случайно не отец Валерий рисовал?

Что, собственно, было в этом вопросе коварного, я так и не понял, но Михаил чуть было не подпрыгнул от удивления, несмотря на свой сан.

— Отец Валерий… — после приличной паузы озвучил ответ Михаил, — из Чемеровецкого монастыря…

Если бы я еще бы сказал Михаилу номер сотового этого моего знакомого богомаза, то…

— Да, манера письма, выдает… Судя по ликам, их рисовал приверженец византийской школы, а наши православные архиепископы почему то недолюбливают византийские профили…

Пару минут «батюшка» пытался ответить мне, но… Это был полный нокаут…

А ведь это было лишь начало нашего «делового диалога». Еще через полчаса батюшка Михаил узнал, что с «червленым золотом» для куполов его надули и что это вовсе не «червленое золото», а продукт одного из конверсионных заводов под Челябинском. Правда, я его тут же успокоил, заявив, что «надули» его правильно, ибо этот металл куда надежнее и долговечнее какого либо драгоценного металла — как никак космические технологии. А вот, с колоколами его не «надули» и это очень правильно он поступил, связавшись с воронежскими ребятами.

Когда у Михаила с трудом встала на место отвисшая челюсть, я просто сообщил ему, что пару лет имел непосредственное отношение к строительству культовых сооружений, вот кругозор свой и расширил…

x x x

Даже из вредности, из принципа и наследственного от деда упрямства усидеть оказалось нелегко. Свежие рубцы на заду еще наверное наливались и набухали, едва прикрытые тонкой тканью сарафанчика — Данка поневоле сидела у стола чинно, едва не сложив еще и руки на коленях. Хотелось все время одернуть подол — не потому, что открывал коленки, а потому что натягивать на сеченое тело трусики было еще больней и трудней, чем идти в комнату без них под подолом.

Гость с дедом опрокинули еще по паре стопок и засобирались снова в баню: приезжему уж очень по душе пришлись дедовы веники. По душе ему пришлась и Данка:

— А ты молодец, красавица!

Данка удивленно моргнула — с чего это вдруг молодец?

— Вон, я по пруту слышал, как крепко дед стегает, а ты молчком! Уважаю!

Данку едва не смело стыдом с табуретки — понял ведь! Ох, стыдуха! Залилась краской так, что даже сквозь сарафан видно было. Наверное… А тот усмехнулся в почти такие, как у деда, усы:

— Нашла чего краснеть! Я своих дочек в свое время не меньше твоего отполосовал. Зато людьми стали. Частенько ты ее, Евграфыч?

Дед задумчиво пожал плечами:

— Да не так уж чтобы. Девка вроде путевая растет, особо часто и не приходится на заду прописывать. Так что ли, послушная ты наша внученька?

— Н-не знаю… — выдавила Данка, краснея еще жарче.

Спектр ее красноты перешел в инфракрасный диапазон, когда гость деловито заметил: