Долгий сон

— Чтобы в радость, это самой надо хотеть!

— А та ровно и не хочешь! Раздевалась ведь как не на порку, а ровно в постель! Задом виляла, ровно кобылка игривая! Чего же тебе не хотеть-то, а, девка?

Аленка отрицательно мотнула головой…

— Ну и дура! — сплюнул в сердцах Матвеич. — Старый конь борозды не портит!

— Да пашет мелко, — снова смелея от очередного «граненчика», не удержалась девушка. Вот уж воистину — дура…

Матвеич смолчал, проглотив «мелкую пахоту», и только яростно сверкнувшие глаза могли бы предостеречь девку: с огнем играет!

— Ну, гостьюшка, выпили-закусили, пора и за дело! Подавай сызнова плетку, да выставляй зад!

Подав ему плеть, девушка громко вздохнула и деловито сказала:

— Ноги пока не вяжите — потерплю!

— Потерпи, потерпи, красавица! Как невмоготу станет, попросишься! Это правильно — ноги не вязать. Как захочешь — ты их того, раскинь поширше да задницу подыми: я и пойму… Может, на постельку перейдем, а можем прям на лавочке…

Аленка в ответ все так же молча пожала плечами и легла, подставив под вожжи скрещенные в кистях руки… Мужик привязал ее потуже, проверил узлы, убрал с гибкой спины волосы. Деловито, словно сноп на току, выровнял тело девушки. Вернулся к столу, прибавил огня в лампе — чтобы лучше видеть движения голого тела. Встал над Аленкой, примерил плеть к бедрам. Опустил ее и вздохнул:

— Аж махать устал! Ну, уж ладно, для такого дела постараемся!

Взмахнул плеткой, задержал ее в воздухе и наконец хлестнул…

У Аленки уже не было сил притворяться каменной — с первого же удара громко застонала, напрягла ноги. Дергаясь, принимая удары, виляя исхлестанным задом и резко вскидываясь от каждой плети, с отчаянием думала: нет, не выдержать, не стерпеть эту порку… Каждая плетка казалась страшнее и тяжелее предыдущей — ремни лупили по уже избитому телу, она уже и не пыталась считать удары. Вся попа казалась полыхающим костром, огненные полосы обвивали ягодицы, но казалось, что витые ремни хлещут сразу по всему телу.

В какой-то миг вся сцена наказания предстала ей словно со стороны: вот поднимается рука с зажатым в кулаке черенком плети, сплетаясь и расплетаясь, застывают где-то вверху мокрые хвосты, и как три темных молнии, как три злых хищных змеи, дугой бросаются вниз. Жадно, глубоко впиваются в голый зад, обвивают бедра, терзая тело — и тело рывком, судорожно сжимается под ними, рвется то вправо, то влево, расчерченное жестокими огненными рубцами…

…Девушка хрипло, громко застонала… и, запрокинув голову, крепко зажмурившись, после очередного удара выдавила тяжело и вымученно:

— Не надо…

…Еще сильнее полоснула плеть…

Еще громче просит девушка:

— Не надо!

…С маху, тяжело хлещут ременные хвосты избитую голую попу…

— О-ой, не надо больше!! Ой, простите! О-ой, боженька-а-а-а!

— Покричи, голубушка, покричи! А вот тебе плеточку!

— А-а-а!

— И по спинке… Н-на!

— А-ай!

— Что-то не слышно голосочка… А еще раз по плечикам!

— А-А-А! Не надо… Н-не надо-о-о-о…

Мужик опустил плеть. Судорожно всхлипывая, Аленка дрожала всем телом.

— Ну?

— Больно… — всхлипнула Аленка.

— А ты как думала? Ну, решила чего? Сейчас еще побольней будет…

Не поднимая головы, девушка едва слышно сказала:

— Пусть…

— Чего «пусть»? — торжествовал мужик.

— Я согласна… любиться…

— Вот и умница. Давно бы уж так. Ну, красавица — тогда на лежаночку!

Пошатываясь, Алена не легла, а скорее упала на кровать, поежившись от прикосновения одеяла к иссеченному телу. Раздвинула ноги. Закрыла глаза…

Почувствовала над лицом пахнущее свежей сивухой хриплое дыхание:

— Что-то не радостно лежишь. Поширше ляжки-то…

Она стиснула зубы, ненавидя себя за слабость и страх. «Лучше бы уж запорол, гад… Нет, девочка, не надо было тебе так: сначала лечь, а потом себя же и клясть. Легла — значит, сдалась. Терпи уж, испей своей слабости, коль на скамье силенок не хватило…»

Мужик больно смял ладонями груди:

— Ох, и хороши титьки! Прям-таки стояком стоят!

— Поглядим, как у тебя стоять будет, — словно не сама сказала, а из обиженного сердца рванулось. Уж и поняла через секунду, что лучше бы прикусить язык, да поздно.

Он убрал руки с грудей. Помолчал, глядя на беспомощно открывшуюся перед ним девушку.

— Значитца, в упрямки заново пошла? Ладненько. Мой стояк пока не про тебя будет. Мы тебе другой найдем. Чуток опосля… А ты пока отлежись, силушек поднакопи. Как бог свят, пригодятся…

P.S. Они не закончены. Ни рассказ, ни, самое главное — их Поединок.

2004 г.

Старые часы

«Любовь — зло есмь…»

Старые часы, бабушкина трепетная гордость, гулко отсчитывают девять медных колокольных басов. Им кажется, что они стучат грозно и сердито, потому что сегодня субботний вечер…

Но это им только кажется, потому что я уже перешагнула ту грань, за которой прятался глупый ребенок. Я стала взрослой девушкой, ну почти совсем-совсем женщиной — только не знают этого старые часы…