Долгий сон

Девчонка вежливо усмехнулась, вытряхивая уже привычный пластиковый мешок. Там снова были обрывки обоев, уже другого цвета и показавшиеся знакомыми ветки. Точно, вон с той же ивы — только уже какие-то странные, излохмаченные. Ни фига себе, как полы метет! Супер-золушка!

Как и всегда при ремонтах, что-то прорвалось или протекло — короче, через пару дней я звонил в эту дверь, чтобы задать вопрос — все ли у них в порядке, и стоит ли бить морду соседям выше коллективными усилиями. Открыл сам сосед — даже дома аккуратно одетый, подтянутый — и даже в свободной рубашке словно бы при галстуке. Недоуменно пожал плечами, вежливо посторонился, пропуская внутрь, и пригласил самому убедиться, что у них «все сухо». У них действительно было все сухо и в том же стиле — «вежливо-аккуратно». Кухня как кухня, ванная как ванная, с модными бордюрчиками и только бросалась в глаза явно не к месту среди кафеля — деревянная то ли кадушка, то ли еще чего-то, в которой набухали темной влагой все те же ивовые прутья.

Извинился. Ушел. Кто как живет, и кто чем занимается — мне конечно по фигу, своих дел хватает. Однако маленькие кусочки пока еще непонятных деталей уж больно походили на головоломку… Хотя при очередном столкновении — угадайте, где? — прутьев в ее пакете не оказалось — ни свежих, ни истрепанных. Придумается же всякая фигня, краснел я тихо сам с собою, придавливая на лоджии сигарету. Вздохнул и пошел совершать геройский подвиг по приготовлению ужина. Картошка хранилась как раз в нашем общем «кармане», распирая бока дерюжного мешка, упрятанного в дощатый, на две секции поделенный короб. Наклонился, начал копошиться в мешке и не сразу обратил внимание на непонятный, чуть приглушенный, но явно непривычный по быту звук из-за соседской двери. Равномерно, неторопливо и как-то очень странно — словно мокрым по мокрому… Так в старину бабы в деревне белье о доски отбивали… Только мокрое хлестание — и больше никакого звука, разве что слова, невнятно пробившиеся сквозь дверь: «Не сжимаемся! Терпим!» — и снова мокрый редкий хлест. За время моего торчания у дверей можно было не только набрать, но и заново вырастить вагон картошки — я едва успел сунуться снова в короб, когда смачно щелкнула вторая, внутренняя дверь соседей. Видимо, она случайно осталась приоткрытой — потому что звуки теперь не пробивались вовсе… а приникать ухом к щелям — увольте, не пацан! И так получилось стыдно, глупо и не как-то… не пойму как. Плюнув, снова обозвал себя любопытным придурком и все-таки довел до победного финиша приготовление ужина. Наутро, матерясь и дуя на отшибленный палец, стал вспоминать — где в последнее время рычал перфоратор. Этой дрелью замучаешься ведь дырки делать… Вспомнил — так у соседей же! Звонок. Знакомая стальная пластина двери. Внутренняя, деревянная — угу, та самая звуковая глушилка…

Открыла девушка — как и ожидал, аккуратная, подтянутая, словно только что причесанная. Плотный халатик с тугим пояском, вежливый вопросительный взгляд, и мило наморщенный лоб:

— Перфо… чего? А-а, сейчас посмотрю… Пройдите пока, не стоять же в дверях.

Принесла. Как и следовало ожидать, без бура.

— А-а? Это типа сверло такое? Посмотрите сами, какое надо, я в них не очень разбираюсь… Пройдите, там перед спальней ящик со всякими железками.

Кроме «ящика со всякими железками», в обеих открытых комнатах не обнаружилось ничего, что могло бы издавать звуки мокрого белья. И только выбирая бур, заметил у самых дверей, рядом с широким подоконником, что-то вроде гладильной доски с аккуратно прикрученными ременными застежками сверху и снизу. И знакомая с прошлого раза деревянная шайка (или все-таки кадушка) на этот раз примостилась не в ванной, а в комнате — в самом уголке — все так же с вениками мокрых прутьев и хвостом широкого черного ремня, окунувшегося в темную жидкость.

Девчонка моих взглядов не заметить не могла. На молчаливый вопрос так же молча и холодно не ответила. Вежливо-отстраненно ждала, пока я, наконец, не свалю с горизонта вместе с перфоратором и буром. Что я и сделал, почему-то глупо краснея и отводя глаза.

Ни в этот вечер, ни в последующие я больше ничего не услышал‚ хотя в моей коллекции загадок появился и случайно оброненный возле мусоропровода кончик ивового прута — излохмаченный, и самое главное — в белесых крапинках подсохшей соли.

Через пару-тройку дней уже мне пришлось встречать гостя — сосед, или «джентльмен», как я успел окрестить своего визави, пришел за перфоратором, вежливо выразив надежду, что я уже завершил пробивание дыр. Я в тон ему заверил, что завершил, мы оба рассыпались в любезностях, куда я ввернул обязательное извинение, что побеспокоил его дочь в его отсутствие.

— Она моя племянница… — холодно улыбнулся джентльмен. И уже в дверях заметил: — Посторонние звуки вас беспокоить больше не будут.

— Да нет, ничего, все нормально… Я просто покурить вышел, или за картошкой… а так ничего, не мешает. — Господи, куда делось мое профессиональное красноречие!

— Как вам будет угодно… — еще более вежливое и холодное пожатие плеч.