Долгий уик-энд

Так что переезд в Рединг оказался для Уэстонов большой удачей. И хотя сам город не вызвал у них особого восторга, они нашли большой викторианский особняк в относительно приличном районе и собирались мало-помалу привести его в порядок. Венди устроилась помощницей учителя в начальную школу и перестала принимать противозачаточные таблетки. Все шло по плану.

Вот только Тони не учел Марину Старлинг.

Это имя ему довелось не раз слышать еще до их личного знакомства. Ее обсуждали на нескольких педсоветах перед началом семестра. Она относилась к разряду тех трудных учеников, судьбу которых никто не взялся бы предсказать наверняка. Способная, но немотивированная. Можно было только гадать: то ли она всех приятно удивит и выпустится с приличным аттестатом, то ли с треском провалится и уйдет в большой мир ни с чем. Учителя сходились в одном: с этой девочкой ничего не поделаешь. Как бы на нее ни влияли, она сама выберет свою судьбу.

Среди мужской части педколлектива также бытовало мнение, что даже если Марина не получит нормального образования, большой беды не случится. Девушка с такой внешностью все равно далеко пойдет. Тони тошнило от небрежных циничных суждений, но, судя по тому, как ощетинивались при этих словах учителя-дамы, циники говорили правду.

В тот день, когда Марина вошла в его класс, сердце Тони замерло.

Черные, как вороново крыло, начесанные волосы в жутком беспорядке спадали на плечи. Идеально гладкая бледная кожа напоминала внутреннюю сторону веджвудской фарфоровой чашки. Огромные кошачьи глаза украшала густая темная подводка. Школьный джемпер бесстыдно облегал грудь, а из-под юбки торчали бесконечные худые ноги в черных колготках и неуставных «мартенсах» с развязанными шнурками. На спине висел холщовый рюкзак, утыканный множеством значков.

Тони весь урок не мог отвести от нее глаз, хотя и отчаянно пытался это скрыть. К его удивлению, она схватывала все на лету и явно была заинтересована происходящим. Задавала смелые и глубокие вопросы. Встречаясь с ним взглядом, не краснела, а улыбалась, при этом на щеке появлялась глубокая ямочка.

– А вы не считаете Гогена извращенцем? – спросила Марина на первом же занятии.

Тони решил не поддаваться на провокацию и не занимать позу оскорбленного миссионера.

– Поль Гоген действительно не отказывал себе в плотских удовольствиях, – ответил художник. – А уж кем это его делает – самим собой или, как вы красноречиво выразились, извращенцем, – решать вам. Хотя возмездие его все же настигло. Сифилис – болезнь не из приятных.

Туше. Ответ, похоже, ей понравился.

Они «бодались» на уроках не одну неделю. Она постоянно бросала ему вызов, он отвечал тем же. Тони почти не волновало, заметили ли остальные ученики вспыхнувшую между ним и Мариной искру. Он очень хорошо помнил тот день, когда, придя на урок рисования с живой натуры, обнаружил в кресле Марину – вместо обычной модели с плебейской внешностью.

– Гретхен не смогла прийти, – пояснила дерзкая красавица. – И я решила занять ее место. Жалко ведь отменять занятие.

Надо было не соглашаться. Надо было немедленно приказать ей одеться. Но это означало бы признание в том, что он испуган и смущен. То есть что ее стрелы достигли цели. Из урока в урок Марина шутливо и весело старалась вывести учителя из себя, шокировать.

– Отличная мысль, – сказал Тони, едва удостоив ее взглядом, прошел на свое место и взялся за набросок.

Вот отсюда, из-за мольберта, он уже мог сколько угодно любоваться телом Марины. Таким прелестным и совершенным телом, что у него сдавило горло. Тони Уэстон понимал – он поступает неправильно; но чтобы не смотреть на нее, нужно быть сверхчеловеком. Любого мужчину на его месте охватило бы желание. Да, конечно, сегодня подобная ситуация – с ученицей в роли обнаженной натурщицы – совершенно невозможна, однако тогда… тогда многое виделось по-другому. К тому же Марине было семнадцать лет. Ее возраст он подсмотрел в личном деле.

А зачем подсмотрел? Да затем. Тони был очарован, и от мысли, что Марина уже перешагнула рубеж полового совершеннолетия, ему становилось легче. Он думал о ней непрерывно, днем и ночью. Пытался гнать прочь свои фантазии – опасные, запретные. Вел себя как законченный глупец. Играть с Мариной означало играть с огнем – однажды кто-нибудь наблюдательный заметит и проболтается.

Как-то Тони обнаружил Марину плачущей в углу художественного класса. Она отказалась объяснить причину страданий и продолжала лить горькие слезы. Несмотря на то что внутренний голос настойчиво его предостерегал, Тони подошел ближе. Он уловил сладковатый запах дешевых духов, и в животе все перевернулось. Не от отвращения – от дикого желания; желания до нее дотронуться. Тони несмело приобнял ее за плечи – жест, который вполне можно истолковать как утешающий. Но как только рука учителя ее коснулась, Марина к нему прильнула.

– Обнимите покрепче, – попросила она.