Долгий восход на Энне

Торсон сидел в своей адмиральской рубке, связанной с центральной рубкой корабля прямыми каналами. На его экраны поступала информация со всех кораблей поддержки. К сожалению, информация то и дело искажалась во времени, и, хотя в энергетических каналах влияние временных разрывов не сказывалось так сильно, как на остальных каналах связи, все же и здесь ошибки постепенно накапливались и линии траекторий на объемном экране, выводимые компьютером по мере поступления данных, то и дело искривлялись.

Ровный строй пирамиды сминался. То и дело недопустимо растягивались энерговоды, грозя разрывом. Один из четырех каналов уже был разорван; если выйдет из строя еще один, «Орфей» не выдержит повышенной гравитации и, оторвавшись от кораблей поддержки, рухнет внутрь гравитационного купола. Никто не мог предсказать, куда вынесут их тогда завихрения сжатого пространства…

Второй канал выдавал всего семьдесят процентов мощности. Положение становилось угрожающим. Торсон до минимума сократил расстояние между «Орфеем» и первой линией поддержки, надеясь вновь поймать энергию на разорванный канал. Но это не помогло. Дальнейшее сближение кораблей в ненадежном изменчивом пространстве грозило столкновением. То и дело возникали неожиданные рывки, скачком сближавшие корабли или, наоборот, разбрасывавшие их в стороны. Понимая, что постепенно он теряет контроль над движением «Орфея», Торсон вызвал в рубку главного энергетика.

— Когда закончат ремонт преобразователей второго канала? — В минуты серьезной опасности Торсон всегда разговаривал с подчиненными мягко, стараясь по возможности разрядить напряженную обстановку.

— Мощность непостоянна. В этом все дело. Энергетические каналы не приспособлены для передачи информации. У нас все время выбивает фильтры в преобразователях.

— Так замените их!

— Мы уже дважды меняли пластины во всех четырех каналах. Все резервные запасы израсходованы. Необходимо немедленно затребовать дополнительные комплекты решеток с кораблей поддержки!

— Это в такой-то обстановке? Где я вам возьму шлюпку, которая сможет подойти к кораблю в этой дьявольской мешанине?

— В таком случае максимум через два часа потухнет и третий канал.

Секунды две Торсон раздумывал.

— Хорошо, я попытаюсь. У нас не остается иного выхода. — И, переключив селектор на связистов, приказал: — Передайте на «Н-15»: пусть срочно подготовят десять ракет с решетками и высылают их одна за другой с разных направлений в сторону «Орфея».

Он отключился и откинулся на спинку кресла, сомневаясь в том, что хоть одна из этих десяти ракет достигнет цели.

Через полчаса на пульте запрыгали зеленые огоньки, подтвердившие, что флот начал беспорядочный обстрел своего флагмана грузовыми ракетами. Автоматика отказывала, пять ракет подряд бесследно исчезли, едва оторвавшись от кораблей. Седьмая и восьмая разбились о борт флагмана, разбросав в пустоте свой бесценный груз, и лишь девятую удалось наконец состыковать с грузовым ангаром. Не успел Торсон оценить эту дорогостоящую победу, как с «Н-17» сообщили, что на одной из первых бесследно исчезнувших в пространстве ракет находился человек.

Ночь смотрела в иллюминаторы корабля. Плотная ночь открытого космоса. «Н-17» не участвовал в штурме свернутого пространства. Он находился в самом верхнем слое пирамиды, направленной своим острием к закрытой и невидимой планете. В задачу этого корабля не входил прорыв. Он не должен был совершать посадки даже в случае успеха, а лишь оставаться на внешней орбите вместе с другими кораблями поддержки, обеспечивающими бесперебойное снабжение энергией группу прорыва, состоявшую из тринадцати кораблей. На «семнадцатом» находились биологи, физики, математики — научный центр экспедиции.

Анна не совсем понимала, что должны делать биологи внутри железной коробки корабля, лишенного права посадки на планету. Она вообще многого не понимала. Не понимала, почему Торсон так осторожен и медлителен. Почему прорыв к планете проходит так неудачно. Почему их, несмотря на чудовищные мощности, затраченные на прорыв, раз за разом выбрасывает наружу. Наконец, она не понимала уже и того, для чего вообще оказалась здесь. В конце концов поверхность Черной осталась для нее столь же недоступной, как и там, на Земле. Столь же далекой, почти нереальной.

Разве что изображение всех ста сорока кораблей на экранах центрального информатора создавало некое ощущение надежды, некое ощущение пути, еще не пройденного до конца. И цели, столь же далекой и нереальной, как раньше. Только теперь во всем этом появился еще и оттенок безысходности. Потому что с каждым днем, с каждым часом она все больше и больше теряла веру в себя. Теряла веру в успех экспедиции, в то, что когда-нибудь еще раз хоть на секунду увидит лицо человека, память о котором позвала ее в эту дальнюю и нелегкую дорогу.