Долго без тебя (СИ)

Однажды, когда Дика не было дома, жена его, строго следившая за чистотой, захотела вынести из хижины все лишнее и прибрать ее к приходу мужа получше. Она подошла к старым сетям, лежавшим в углу, сдвинула их с места и вдруг увидела на полу свою дорогую волшебную шапочку. Тысячи новых мыслей и старых воспоминаний тотчас же зароились в голове ее; она подумала о своем отце, о своих подругах, о родине... Потом пришли ей на память муж ее, Дик, и маленькие детки, которым еще так нужны были и ласки, и заботы матери. Однако же она подняла свою шапочку, повертела ее в руках, подошла к колыбели, где спал ее младший сын, поцеловала его, простилась с остальными детьми и, утешая себя мыслью, что она может сойти в море лишь на время и всегда вернуться к своему милому Дику, медленно направилась к берегу.

Дик вернулся домой вечером и, не видя своей жены, стал спрашивать о ней у своей маленькой дочки, но та ничего не могла ему сказать. Тогда он отправился к соседям и узнал от них, что те видели, как жена его ходила по берегу и что на голове у нее была какая-то странная шапочка. Тут уж он бросился в угол своей хижины, стал рыться между старыми сетями и, не найдя заветной шапочки, догадался, в чем дело.

Разлука с феей была страшным ударом для Дика. Он не мог утешиться и ни за что не хотел слышать о женитьбе, уверенный в том, что его жена и мать его детей должна к нему когда-нибудь вернуться.

Но год шел за годом, а морская царевна все не выходила на берег.

Никто не видел ее с того времени, как она исчезала, но память о доброй, услужливой и кроткой фее еще живет между жителями окрестностей Смервикской гавани… [12]

Глава 9

В гостиной воцарилась тишина. Никто не двигался. Казалось, даже снежинки за окном повисли в воздухе. Перестало доносится пение. Мэри тихо вышла. А Мюренн и Патрик продолжали сидеть на полу у камина, не шевелясь.

Сегодня после поцелуя в этой самой гостиной Патрик чувствовал себя… Он взлетел выше небоскребов в Сингапуре, выше неба, выше звезд… Мягкие огненные локоны отражали свет камина… Он предвкушал одну из волшебных легенд или сказок, которые Мэри рассказывала на Рождество. Легенда была… Или не легенда… Только о Рождестве здесь не было ни слова. Сначала был ступор, потом стало очень больно, словно кто-то воткнул в вас нож и медленно проворачивает его. Так больно, что хотелось кричать. Было очень больно. Он задерживал дыхание. Мыслей не было.

Мюренн вспомнила старуху Винни. Она могла вставить свой урок… Могла добавить ложку дегтя в самый сладкий мед без зазрения совести. Она могла в веселый праздник сказать, что слышит банши. Она могла в холодную зиму затушить очаг. Она делала это не из вредности. Мэри права Винни знала очень много, очень. Она и половины своих знаний не передала Мюренн. Может быть, специально не передала, может быть, это был еще один ее урок? Мюренн закрыла глаза и снова ногами почувствовала теплое море. Мэри сейчас сбросила не умеющего плавать Патрика в реку. Патрика, а за ним и Мюренн. По щеке скатилась слезинка.

Прошел час или два? Может быть, вечность? На кухне у очага опустело блюдце. Снежинки продолжили свой танец за окном. Длинные свечи сгорели и погасли. Угли тлели в камине. Мигали огоньки на елке…

Мюренн прижалась к Патрику.