Долго и счастливо

Павел стащил грязную, всю в желтых засохших пятнах футболку и бросил на кровать. Не будет у него внуков. Наверное, уже никогда. Первая жена ушла через три года после свадьбы. Сыну было два года, и Павел плохо его помнил. Утром тот еще спал, а вечером, почти ночью, когда Павел добирался до дома усталый и злой, уже спал. Жена сначала молча терпела, потом плакала, потом кричала, потом ругалась, потом била посуду, потом… собрала чемоданы и ушла. Он даже выяснять не стал отчего, он и так знал перечень своих страшных «преступлений». При разводе молча выслушал судью, зачитавшего решение, расписался где надо и пошел на выход. Ольга тогда все глядела ему в спину, он прямо чувствовал, как между лопаток вгрызается сверло ее немого укора. Что ж, что было, то было. Он ни о чем не жалел. У него на это просто не было времени.

Яну он встретил как раз в тот момент, когда время у него неожиданно появилось. Она влезла, просто просочилась в узкую щелочку его внимания, и тут же, как только она и умела, отвоевала себе кусочек попросторнее, причем так мягко и ненавязчиво, что он и опомниться не успел. А потом уже и представить себе не мог, как это он раньше без нее обходился. Первым делом Яна уволила старую заслуженную Зинаиду к большому неудовольствию отца. Зато новая домработница в два счета навела в доме уют и порядок, выкинула отслужившие свое эмалированные кастрюльки, перемыла окна и натерла паркет до зеркального блеска. Потом Яна сменила шторы, которые висели на окнах по замыслу модного дизайнера, отделавшего Павлу квартиру несколько лет назад. Тогда как раз должны были приехать немецкие партнеры, и Павлу не хотелось ударить в грязь лицом. Квартиру отремонтировали дорого, современно и неуютно. Яна умело обыграла модный хай-тек, придав квартире вполне жилой человеческий вид. Холодильник теперь всегда был полон вкусными и полезными продуктами. Отец ел свою кашу и пил кисели, сваренные в новой антипригарной посуде, и мечтал только о внуках, хотя бы об одном. О том, который у него уже был, он старался не вспоминать.

Павел регулярно переводил деньги на счет в банке, но больше с бывшей женой не виделся. По слухам, она уехала из страны. Помнилось, как-то к нему приезжал адвокат за разрешением вывести ребенка за границу. Павел подписал, ему было все равно. Все уже давно отболело, да и не болело особо никогда. А Яна, конечно, не была предназначена для роли домохозяйки и любящей мамаши. Это был фейерверк, брызги шампанского, карнавал, буря, страсть, задор, ураган эмоций. И вот ничего этого больше нет, и не будет. От этого Павлу становилось совсем хреново, так хреново, что он в ярости готов был грызть спинку кровати. Он пытался как-то вызвать другие эмоции, вспоминал фотографии, яркими пятнами разбросанные по столу в номере: Яна, всем телом прильнувшая к чужому мужчине… Но ничего не получалось.

Он никогда не ревновал жену. Просто потому, что понимал бессмысленность сего чувства применительно к ветреной взбалмошной девчонке. Смысл ее жизни весь был в игре. Играла она виртуозно и изощренно. Вызвать яркие чувства, эмоции, обожание, вожделение, а потом окатить холодной водой презрения, отчуждения, пренебрежения. Мужчины сходили с ума и готовы были биться за нее до последнего вздоха. Яна смеялась, снисходительно улыбалась и, наверное, рисовала себе на фюзеляже еще одну звездочку. Павел раскусил хитрую тактику, не потому, что был искушен в любовных играх, совсем наоборот. Просто друг его как раз и попался на такой крючок, заглотнул вкусную приманку и теперь выдирал внутренности с мясом, истекая кровью и трясясь в любовной лихорадке. Павлу хватило несколько дней наблюдений за страданиями друга, потом он сказал: «Идиот. Ты ничего не понимаешь в женщинах. Смотри». И показал.

Через два дня Яна сидела рядом, млея от счастья, и преданно заглядывая в глаза. Друг потемнел от переживаний и запил горькую. В самолет его почти вносили. Дома он протрезвел, очухался и даже сказал Павлу спасибо. А Павел неожиданно заскучал, вспоминая лихорадочный блеск Янкиных глаз, трепет проворных рук, торопливо сдирающих с него свитер на пороге уединенного Альпийского шале. Помнится, они еле дотянули до кровати. Или не дотянули?