Долго и счастливо? (СИ)

Боюсь, мое лицо говорит больше, чем я хотела бы сообщить. По крайней мере, не скривить губы у меня не вышло. Франческа, прекрасная звездная Франческа, воспитанная на песне «We are the champions», распространилась по моей жизни, как вирус: молниеносно и беспощадно. Последние две недели не проходит ни дня, когда я бы не встречала ее то в коридорах, то у Бакетов, не наталкивалась на нее, выходящую из лифта, не слышала звонкое «Элизабетта!», спускаясь в шоколадный цех. Она берет меня под руку и, ослепляя улыбкой, с непритворным дружелюбием интересуется, как прошел мой день и где я нахожу такие красивые платья. И я чувствую себя совсем как в школе, когда к тебе вдруг ни с того ни с сего проявляет благосклонность черлидерша. То есть смущаюсь, путаюсь в показаниях и ощущаю странную беспричинную гордость за то, что меня сочли достойной внимания. Уютный мир фабрики рушится, пока я в присутствии Скварчалупи отчаянно пытаюсь быть кем угодно, только не самой собой: язвительно шучу, улыбаюсь уголком рта и говорю провокационные вещи. И кажется, весь мой вид кричит: «Посмотри, посмотри на меня! Я тоже классная, я интересная, со мной не соскучишься, давай будем друзьями!» Не презирать себя после такой эскапады у меня не получается. Я со стоном падаю лицом в подушку, втайне надеясь, что завтра ее не увижу. Но она приходит снова и снова мила и любезна. И снова мне хочется копировать ее стиль и манеры, научиться также открыто смеяться, запрокинув голову, а не сдавленно хихикать в кулачок, с простотой находить нужные слова, разряжать обстановку удачной шуткой и ни мгновение не сомневаться в своей привлекательности. Франческа - это фейерверк, свежий воздух, полет. Она – моя полная противоположность, а потому у меня прекрасно получается оттенять ее совершенство.

- Франческа Скварчалупи… Скварчалупи… хм-м, где-то я уже слышала это имя, - качает головой мама. – Дай угадаю, старая дева в брючном костюме, воспринимающая слово «рост» только применимо к карьерной лестнице?

- Да нет, молодая и довольно интересная…

Мама облизывает губы:

- Красивая?

- Очень.

- Замужем?

- Нет, но она как-то сказала мне, что уже много лет безответно влюблена…

- А ты и уши развесила? – мама громко фыркает. – А трогательную историю она тебе не поведала? Может, совета спрашивала?

- Ну да-а, - осторожно соглашаюсь я, не понимая, почему ее голос вдруг приобрел обвинительный тон.

- Элли, берегись, на таких женщинах должен стоять ярлык «не вооружена, но очень опасна»…

- Дорогая, на тебе точно есть такой ярлык! – с порога кричит сияющий Саймон, видимо, довольный результатом телефонных переговоров. – О ком болтаете, девчонки? Что я пропустил?

- О Франческе Скварчалупи. Где я слышала это имя?

- Скандал с «Империей», - Саймон чешет щетину. - А что?

Нелепо взвизгнув, мама зажимает руками рот.

- Что? – настойчиво переспрашивает Саймон.

Я сглатываю слюну:

- Ну, она и есть новый партнер моего мужа. Ты… ее знаешь?

За столом воцаряется гробовое молчание. Саймон мрачно поднимает мою чашку с остывшим, так и не отпитым чаем, но, сделав глоток, тут же кидается к раковине.

- Фу-у, Лиззи, сколько тут сахара?!

- Один кубик. Хватит пугать меня, давай без лирических пауз. Что с Франческой?

- Тридцать один кубик. «Так сладок мед, что наконец он горек. Избыток вкуса отбивает вкус».

- Можно хотя бы сейчас без цитат?!

- Прости, не удержался. Это был Шекспир, и он был так уместен… Ну когда еще Шекспир будет уместен?

- Саймон!

- Ну хорошо. Нет, лично я Скварчалупи не знаю, но я знаю о ней. Она вообще довольно известна в узких кругах. Как-то в «Таймс» была даже карикатура: Скварчалупи в костюме Вандервумен. А «Эсквайр» назвал ее лицом современного феминизма. Мнения о ней так противоречивы: ее называют авантюристкой, аферисткой, выскочкой, фам-фаталь… Но лично я бы назвал ее сукой.

В моей голове рождается колокольный звон, будто бьют в набат прямо между полушариями. Сердце дважды проворачивается против часовой стрелки.

- По…чему?

- Потому что ее поступки говорят сами за себя. Давай я расскажу, а ты сделаешь выводы?

- Угу, - слабо киваю я.

========== Часть 24 ==========

Как и положено хорошему рассказчику, Саймон сначала держит паузу, выжидая, пока не завладеет вниманием публики безраздельно. Наконец, удостоверившись, что наши взгляды прикованы только к нему, он садится во главе стола, прочищает горло и начинает свою речь: