Долго ли?

— Да как же, Иван Мартыныч? — спросила, подняв высоко брови, Анна Каранатовна. Во взгляде ее было и недоумение, и желание услыхать что-нибудь такое, что ей совершенно еще неизвестно.

— На это, я вам доложу, Анна Каранатовна, немного нужно благородных чувств иметь: раз девушку полюбивши, на ее родное дитя станешь смотреть, как на свое кровное… Не знаю, как другие, а я это очень могу понять-с, хотя в таком именно разе и не приводилось еще быть. Это — первое дело-с. Стало, каков будет отец, так у него и в семье порядок пойдет. Теперича, если я дите моей жены понимаю, как свое, то как же мои собственные дети посмеют его в чем укорять или поносить?..

Мартыныч так горячо проговорил все это, что правая его рука выделала в воздухе что-то вроде вензеля.

— Ну, я с вами спорить не стану, — все еще выжидательно проговорила Анна Каранатовна, — да ведь никому языка не привяжешь, Иван Мартыныч!.. у такой вот девочки законности… как бы это сказать… не будет.

— И это можно исправить, Анна Каранатовна.

— Что это вы!..

— Известное дело. Положим, оно больше между господ делается… но нынче — все господа, я так рассуждаю. Никому не возбраняется попытать счастья, испросить, по форме, милости — насчет законного…

Мартыныч затруднялся выбором слова; но Анна Каранатовна наклонением головы показала, что поняла его.

— Шутка сказать! — со вздохом добавила она.

— Дело бывалое-с, Анна Каранатовна, — с силою выговорил Мартыныч и поглядел на нее так, что она не выдержала этого взгляда. Лицо ее стало сначала задумчивее, а потом получило выражение унылой неподвижности.

— Все от вас, Анна Каранатовна, зависит, — точно про себя пустил Мартыныч и тотчас же начал раскуривать новую папиросу.

XIII

Раздался жидкий надтреснутый звонок.

— Лука Иваныч? — шепотом спросил Мартыныч. Он тотчас же потушил папиросу, обдернул мундир и привстал.

— Да вы сидите, — лениво и хмуро остановила его Анна Каранатовна. — Он сюда не придет, прямо к себе пойдет.

— Все же-с…

— Вы, нешто, опять что принесли, переписку какую?

— Нет, собственно, для Луки Иваныча ничего не принесено мною.

— Ну, так что же вам прыгать?.. Он же небось вам должен, — добавила она, кисло умехнувшись.

Звонок раздался посильнее; но Анна Каранатовна не трогалась.

Татьяна, успевшая снова прикурнуть, только шмыгала носом.

— Не прикажете ли, я отворю? — продолжал Мартыныч.

— И Татьяна отворит, — все тем же небрежно-ленивым голосом отозвалась Анна Каранатовна, перемывая чашки. — А мы с вами так и не почитали, Иван Мартыныч?

— Книжку я с собой захватил, да теперь не очень-то будет вольготно.

— Мы Луке Иванычу ведь не мешаем.

Она остановилась, услыхав шум шагов и разговор Луки Иваныча с Татьяной. Он что-то спрашивал про Настеньку.

Мартыныч тем временем уже совсем высвободился из кресла и, стоя лицом к двери, причесывал свои кудерьки маленьким гребешком, точно будто перед ним висело зеркальце.

— Да вы, право бы, сели, Иван Мартыныч, — начала опять Анна Каранатовна, не совсем дружелюбно поглядывая на дверь в коридор, — куда вам торопиться-то? Вот я велю Татьяне убрать со стола. Лука Иваныч засядет, поди, писать; мы ему не помеха. А мне бы занятно узнать теперь, как она мужа своего изведет?

— Это вы про "Огненную женщину"? — осведомился Мартыныч, слегка осклабившись.

— Да, про нее я говорю.

— Известное дело, каким способом, — вполголоса и с какой-то внезапной хрипотой отозвался Мартыныч, точно он говорил в руку, — она таких пылких чувств особа, а он — человек хилый и в преклонных летах…

Анна Каранатовна показала свои зубы, открыв рот в узкую, невеселую улыбку. Гостем ее овладело заметное беспокойство. Это беспокойство возросло в нем, как только он поглядел в сторону швейной машинки, занимавшей на столе почетное место, под самым ярким светом лампы. Машинка лишала его самообладания.

— Уж позвольте до другого раза.

Мартыныч решительным жестом взялся за фуражку.

Не сумевши удержать гостя, Анна Каранатовна довольно шумно поднялась с места и крикнула в дверь:

— Убирай здесь, Татьяна, да спроси Луку Иваныча — хотят они чаю или нет?

Ответа не последовало. Анна Каранатовна уже сильнее высунулась в дверь.

— Лука Иваныч! — крикнула она.

— Что нужно? — раздалось глухо из кабинета.

— Чаю вы хотите?

— Пожалуй.

— Ну, так подите сюда, а то Татьяна не скоро еще соберется.

Послышались медленные шаги, и в комнату, совсем сгорбившись, в халате, вошел Лука Иванович.

Мартыныч стоял уже в позе, говорившей "счастливо оставаться". Лука Иваныч взглянул на него спокойнее, чем накануне, но невнятно проговорил:

— Вы бы прошли ко мне, у нас с вами счетец есть.

Слова эти Анна Каранатовна расслышала хорошо и тотчас же подалась вперед.

— Да Иван Мартыныч совсем и не желает, — начала она недовольно, обиженным голосом, — он не для того совсем и пришел.

Лука Иванович удивленно взглянул на нее. Мартыныч совсем переконфузился, что и выразил в игре часовой цепочкой.

— Иван Мартыныч, — продолжала Анна Каранатовна жалобной нотой, — вон мне и машинку достал… даже так скоро, что я в удивление пришла. Я уже им говорила насчет этого…