Долго тебя ждала

Складное рыбацкое кресло подо мной опасно деформируется, когда на него сажусь, еле впихнув свою задницу. Теперь не уверен, что смогу выбраться. Капуста притащил для меня это кресло из машины по-джентльменски, как для принцессы. Чтобы я мог переобуться здесь, на берегу замерзшего озера, недалеко от его дачи.

Обмотав вокруг щиколотки шнурки, туго завязываю двойной узел и тянусь за левым коньком.

Кресло накреняется и скрипит. Поймав равновесие на покатой поверхности, в которую оно втрамбовано, выпрямляюсь и втягиваю в себя морозный воздух: сегодня градус ощутимый. Порядком ниже, чем вчера, но не такой, чтобы меня впечатлить. В канадском Виннипеге, где живу последние семь лет, яйца, бывало, просто сжимались от холода, сегодняшние минус восемь — это даже не зима, а канадское лето.

Прислушиваясь к себе, ощупываю голеностоп левой ноги и, подняв глаза, смотрю на озеро, по которому рассекает мой друг, толкая перед собой широкую пластиковую лопату. На нем плотная толстовка, утепленные спортивные штаны и бейсболка с логотипом нашей местной юношеской команды.

С утра лед немного припорошило снегом, для меня не критично, но у Капусты свои заморочки, от его активности у меня ноют суставы.

Посмотрев на конек в своих руках, глубоко выдыхаю, зная, что надеть его впервые за два месяца будет бойней: стопа после травмы чувствительна, как оголенный нерв, и то, что вчера с меня сняли фиксатор, — риски, которые беру на себя.

— Че копаемся? — пройдясь на скорости по кромке, Данила поднимает столб ледяной крошки.

Воткнув лопату в снег, берет лежащую рядом со спортивной сумкой клюшку, с которой рисуется, как хренов гольфист.

— Закатишь мне банку? — лыбится, задом сдавая назад. — Волнуюсь сильно… аж яйки поджимаются…

Блядь.

Зачерпнув снега, леплю из него тугой комок и, замахнувшись, отправляю его в Капустина. Прямо в открытую шею. Так, что не успевает увернуться.

— Твою мать, Марик! — трясет головой.

— Реакция как у трупа, — смеюсь и, сцепив зубы, трамбую ногу в конек.

— Покажешь класс? Давай, надери мне задницу. Я был звездо-ой, и я рвался в бо-ой… — напевает тонким голосом, заставляя меня усмехнуться и покачать головой.

Мне нравится, когда Данила снимает костюм. Он становится тем парнем, с которым когда-то на одном коньке творили полную дичь.

— Заткнись, — прошу его.

— А че такое, страшно? — разогнавшись, уносится вперед, стуча клюшкой по льду.

Грейдер под его руководством расчистил кусок десять на десять метров, и этого достаточно, чтобы местной детворе было где погонять шайбу. Хватит и нам, у нас тут полтора хоккеиста, если сложить в общем и целом.

Когда начинаю шнуроваться, голеностоп простреливает болью. Меня беспокоит не боль, а то, что я не хочу нечаянно навредить своей ноге, но по ощущениям и показателям мне уже пора вставать на лед, хотя мой док предостерегал от этого еще дня четыре.

— Трусы смени. Я иду, — выкарабкиваюсь из кресла и выкатываюсь на лед, делая упор на правую ногу.

— Блядь, — Капустин посмеивается, наблюдая. — Эпично.

— Запомни этот день. Весло[2] мое где? — спрашиваю, по накатанной двигаясь вперед.

— Я думал, ты на меня посмотреть пришел… — веселится Данила.

Подъехав к сумке с инвентарем, беру первую попавшуюся клюшку, и она под руку Капустина: он правша, а я левша. Со второй ситуация лучше: она под меня, и на ней еще ценник.

— Потанцуем?! — летит мне в спину свист.

— Ага, ты ведешь!

Следующий час мы рассекаем по озеру на минималках, исполняя что-то отдаленно напоминающее дворовый любительский хоккей, но для меня и этого в обрез. Даниле не понаслышке известно, что такое травма голеностопа, именно она стала причиной его ухода из профессионального спорта в самом начале карьеры.

Он справился с ситуацией бодро. После короткой депрессии — с упертым оптимизмом и гибкостью, которым я могу только позавидовать, а научиться… это вряд ли.

Я не гибкий.

Может, поэтому я — это я, и мои установки велят мне играть до тех пор, пока мои шайбы ставят на место зарвавшихся сопляков и надирают задницы стареющим легендам хоккея.

Сворачиваемся, когда уже темнеет.

После вчерашнего дня и утра в доме контрастная тишина. Я живу здесь чуть меньше недели, в городе у меня кроме Капустина и дальних родственников давно никого нет. Родители переехали ко мне в Канаду еще три года назад, я вряд ли посетил бы родной город, если бы не травма в начале сезона, которая обеспечила мне кучу свободного времени.

Когда выхожу из душа, на кухне накрыт ужин для двоих: сбалансированное меню из овощей и мяса, которое является обычным для Данилы, правда, не в таких жестких рамках, как у меня в сезон, но сейчас оно мне вполне сгодится.

После активности на свежем воздухе мы голодны не по-детски, поэтому оба набрасываемся на свои порции, пока Капуста проходится по ближайшим планам:

— Я завтра в семь утра уеду. Ты когда для мерча пофоткаться готов?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Когда скажешь…

— Тогда к трем дня подгребай. Ты точно сам разберешься?

— С чем?

— С механикой.

— Ты серьезно?