Долго тебя ждала

– Срамота-то какая, – прошептал Кравец, не замечая, что брюзжит, как столетний дед, воспитанный, когда секса не было. – Ну, нет. Вы только посмотрите… Куда мир катится?

Особенно ему понравилась фотография, на которой Мариам что-то там якобы готовила. На щеке след от муки – во рту указательный палец, с которого она, смеясь, что-то слизывает. Шикарная грудь распирает серую меланжевую водолазу под горло. И все прилично вроде, если бы не торчащие под этой водолазкой соски… И так на каждом, на каждом, блин, фото. Мельчайшая деталь, которая, вероятно, кому-то другому, не такому озабоченному придурку, как он, может даже в глаза не бросалась.

– Вот тебе и приличная девочка! Тьфу… – фыркнул Кравец, почему-то ужасно-ужасно разочарованный. И заведенный до предела буквально. И злой. Куда только дядя Рубен смотрел?! Потому как остальные – понятно. Вон, сколько на ее фотках просмотров. А впрочем, ему-то какое дело? Казалось бы, никакого, так какого же черта он вскочил? Натянул куртку и поплелся по знакомому до боли адресу, тем же маршрутом, что и пятнадцать лет назад. Очень уж ему хотелось понять, какого черта случилось! Заглянуть в ее бесстыжие глаза и понять, ага. Посмотреть, как она отреагирует и что скажет. Кравцу не давал покоя вопрос, действительно ли она понимала, под кого ложится? А если да, на кой ей это было нужно? После стольких лет… Что-то себе доказать? Смешно. Чтоб ему доказать? Еще смешнее. Как будто ему не все равно! Пф-ф-ф.

Дом Омоянов за пятнадцать лет, кажется, ничуть не изменился. Все такой же основательный, из красивого красного кирпича, с высоким цоколем и большими окнами в ряд. Двор под куполом из винограда, который зацветет ближе к маю, и тогда здесь будет стоять такой непередаваемый аромат, что ух! Женя решительно открыл калитку и, пройдя под виноградной аркой к крыльцу, громко забарабанил в окно. Секунду ничего не происходило. А потом дверь открылась. Свет ударил по глазам, к тому моменту солнце уже практически село, и под аркой было совсем темно.

– Здравствуйте. Вам кого? – пробасил застывший в дверях мужик. Огромный такой детина.

– Мне… – сказать, Мариам? Нет, пожалуй, опасно. – Рубена. Ну, или Лали.

– Они уехали в отпуск. В Ереван. Мы тут одни на хозяйстве.

– Ах вот как. А… Мариам?

– Она в душе… – мужик почесал огромной лапой живот. Свет падал на него со спины, и сколько бы Женя не всматривался в его лицо, разглядеть его черты не получалось. – Я, кстати, Левон. – Рука, которая только что почесывала живот, потянулась к Жене, очевидно, для рукопожатия.

Так-так, Мариам в душе, мужик полугол. Картина маслом. А тут еще он – ну, не идиот ли? Приперся!

– Очень приятно.

– Да вы заходите…

– Нет-нет. Я лучше потом. Когда Рубен с Лали вернутся.

– Так это нескоро, – широко зевнул Левон. В глубине дома послышался звук захлопнувшейся двери и следом – нежный голос Мариам:

– Левон, сладкий мой, ты с кем там разговариваешь?

– Ничего, я не спешу. Хорошего вечера.

Чувствуя себя полным кретином, Женя крутанулся на пятках и растворился в темноте. Где-то во дворах, как и пятнадцать лет назад, заходились лаем собаки, звенела цепь, в отдалении шумело море, предвосхищая надвигающийся шторм. Женя остановился. Вслушиваясь в этот рокот. Заглушая им прокатывающееся в голове «ну, ты, Кравец, и дебил».

Глава 8

– И какой падают соус из мацуна с чэсноком! Палчики оближешь… И долма! М-м-м, с гаважьей вырэзкой! В Армэнии никто не падает вэгетарианский! Толко ми! А я гаворыл? Гаворыл!

Мариам закатила глаза. Вегетарианские блюда в меню их ресторана появились лет пять назад, благодаря, конечно же, ее настойчивости и терпению. Да только и спустя пять лет отец не унимался. И при каждом удобном случае возвращался к своей любимой песне о том, что армянская кухня – это мясо, мясо и еще раз мясо. Ну, может быть, лаваш.

– Наша вегетарианская долма пользуется большим спросом. Я мониторю этот вопрос. Как, впрочем, и все остальное. Да что мы все о работе? Как вам отдыхается?

– Вай, харашо! Правда, Лали?! Она с Гануш лэпит лепешки.

– Ты можешь поставить телефон на громкую связь.