Долго тебя ждала

– Кого-нибудь? – Мариам сощурилась, просунула руку между их телами и с силой сжала пальцы вокруг ствола. Абсолютно шикарного в своем размере, горячего и готового. Раз он позволил себе немного ревности, значит, и она вправе. Ну же, исправляйся! Немедленно. Женя… Женечка. Мой хороший. Мой…

– Тебя! А-рг… Тебя, женщина!

– Вот так. Так намного лучше. Пообещай…

– Что? – просипел он.

– Что будешь хорошим мальчиком.

– А что мне за это будет? – толкнулся ей в кулак и, закусив губу, откинулся головой на бортик.

– Я тебя отблагодарю. Ну же!

Кравец медленно поднял голову. Уставился ей в глаза. Которые, уже здорово привыкнув к темноте, различали все происходящее в так недостающих ей поначалу деталях.

– Я буду хорошим мальчиком, – очень серьезно, сложив ручки по швам, как самый настоящий пай-мальчик, пообещал Кравец. После чего нащупал за спиной бортик и одним стремительным движением на него взлетел. – А теперь отблагодари своего мальчика, как следует.

Не нужно было уточнять, на что он намекает. Это «что» нетерпеливо подрагивало у самого ее лица. Мариам судорожно сглотнула. Он был прекрасен… Абсолютно и совершенно прекрасен.

– Т-ты околеешь. Не в воде холодно.

– Так согрей меня. Сейчас, Мариам.

Ей так нравилось, ей так безумно нравилось, когда он звал ее по имени. Прокатывая на языке хищное, какое-то совершенно звериное «р-р-р» и чуть растягивая последнее «а».

Мариам развела под водой руками. Устраиваясь между его бедер. Дрожа всем телом, каждой чертовой клеточкой, подняла взгляд и осторожно, опасаясь его поцарапать (зубы и впрямь стучали!), вобрала в рот. В ее девичьих фантазиях, конечно же, не значилось ничего подобного. Они были совершенно невинными. Но на то оно и детство. Сейчас же они два взрослых человека. У которых в запасе есть не так уж и много времени. Поэтому – глубже, со вкусом. И нехотя назад. Чувствуя, как в его сильных мышцах зарождается дрожь, перекидывается на руки, пальцы, которые запутались в ее волосах. Глубже. Еще глубже. Даже боль – сладкая. Кто же знал, какая это радость – вот так себя отдавать? Всю себя отдавать. Лишь бы он только взял. Лишь бы ему это было нужно. Да, вот так, малыш. Ругайся, сколько влезет. Командуй. Направляй… С силой, резко.

– Мариа-а-а-ам.

Ам. Да. Вкусный. Какой же вкусный. И беззащитный. Слабый, как котенок. А еще очень холодный. Ну, ведь и впрямь весь заледенел.

– Сползай в воду.

Плюхнулся. Откинул голову к звездам. Снова. Жилы на мощной шее натянулись, грудь, как кузнечные меха, с хрипом, вверх – вниз.

– Сейчас я… Я верну, – бормочет. И такой он смешной был, такой трогательный в этот момент, что если бы это было возможно, она еще сильнее в него влюбилась бы. Но это нельзя. Потому как – куда же больше? Ей и без того мала кожа.

– Жень…

– М-м-м?

– А помнишь, как вы с Кешкой меня от скинов отбили?

– Да я тут при чем? Это Коган в толпу на коне влетел. Я думал, зашибет тебя, идиот.

Ага. Кешка Коган. На старой кляче Быковых, на которой те в сезон катали по побережью туристов. После этого к Кешке намертво приклеилась кличка Тамерлан. Мариам до сих пор не знала, почему, рассказывая друзьям о своем чудесном спасении, сравнила Когана именно с этим военачальником. Да и не это было главным. А главным было то, что ей на помощь кинулся и Женька Кравец. И в отличие от Кешки на коне, тот бросился на скинов с голыми руками. А потом, когда те разбежались, даже пытался нагнать их! Ей было лет тринадцать. И уже к тому моменту она любила его по меньшей мере шесть лет. А уж сейчас… Нет. Лучше не считать.

– Но ведь и без тебя не обошлось, – повела плечиком Мариам. – Давай выбираться. Не хватало, чтобы нас на горячем поймали.

– Нечестно вышло. Я кончил, а ты…  – стоял на своем Кравец.

– У нас еще двадцать девять дней, – стараясь не показать своей печали, Мариам первой вышла из бочки и потянулась к халату.

– Почему двадцать девать?

Мариам обернулась. Женя последовал ее примеру и вышел из воды. По его скульптурно вылепленному телу стекала вода. Он был невероятно привлекателен.

– Ну, или тридцать, – неестественно широко улыбнулась Мариам.

– Идиотские какие-то графики.

– Ты же сам сказал, что пробудешь здесь месяц.

– Или задержусь! Черт… Это сложно. – Его джинсы никак не желали натягиваться. И может быть поэтому, а может, по какой-то другой причине, о которой Мариам боялась даже и думать, Кравец психовал.

– Это очень неопределенно, Жень. Понимаешь?

– А тебе, значит, определенность подавай! – он резко толкнул дверь, ведущую в баню. Мариам пошла следом.

– Наверное, такому… независимому и свободному человеку, как ты, это сложно понять, но я не могу себе позволить жить одним днем. Мне нужно понимать, что ты предлагаешь взамен уже оговоренных условий.

– Мы могли бы, по крайней мере, не привязываться к каким-то срокам и встречаться, как все нормальные люди. – Выпалив свою тираду, Женя осёкся. Их взгляды с Мариам встретились, и они долго-долго стояли вот так, ни произнеся ни слова больше. Первой отмерла Мариам.

– Кхе-кхе… И как же мы будем это делать, когда ты уедешь?