Долгое дело

Большая передняя, в меру заставленная отжившей мебелью. Длинный коридор, ведущий в кухню. Запах старых коммунальных квартир – дерева, лежалой ткани, забытых духов и валерьянки.

– Чайку попьете? – спросила маленькая, энергичная.

– Чего попьем? – опешил Петельников.

– Мария, дак они, может, как теперешние мужики, чай не принимают, заметила тучная.

– Нальем чего и погорше, – согласилась первая старушка и показала на дверь, где, видимо, им и могли налить чего погорше.

– Гражданки! – сказал Петельников тем голосом, от которого трезвели пьяницы. – Мы хоть чай и принимаем, но сюда приехали по сообщению об убийстве!

– Пожалуйста, будьте как дома, – любезно согласилась крохотная старушка.

– Логово убийцы, – вторая показала на дверь.

Леденцов мгновенно и сильно ткнулся туда плечом, но дверь не подалась.

– И не ночевал, – объяснила маленькая.

– Где труп? – прямо спросил Петельников.

– А никто не знает, кроме убивца, – опять пояснила низенькая старушка, которая сумела оттеснить вторую, массивную.

– Как звать погибшего?

У Леденцова в руках появился блокнот.

– Василий Васильевич.

– Фамилия?

– Нету у него фамилии.

– Василий Васильевич да Василий Васильевич, – встряла-таки вторая.

– Где его комната?

– А он жил на кухне.

– Почему на кухне?

– Спит себе на подстилке…

Леденцов опустил блокнот и ухмыльнулся. И хотя бледное лицо Петельникова никогда не краснело, он почувствовал на нем злобный жар, который стянул щеки старшего инспектора какой-то сухостью.

– Товарищ Леденцов! Составьте протокол о ложном вызове и привлеките гражданок к административной ответственности. Кстати, где участковый инспектор?

– Как так привлечь? – удивилась маленькая, главная тут.

– Так! – отчеканил Петельников. – За собачий вызов.

– Василий Васильевич не собака, а котик.

– Тем более!

Вторая старушка подкатилась к Петельникову, как громадный шар, обдав его запахом лука и вроде бы гречневой каши:

– Да этот нехристь не убил Васю, а продал. Воров-то вы ловите?

– Ловим, когда украдена материальная ценность. А ваш кот ничего не стоит.

– Как не стоит? – обомлела она.

– Бабушка, – набрался терпения Петельников, – похищенная вещь должна быть оценена в рублях, а ваш кот…

– Пятьдесят рублев, – гордо произнесла старуха.

Леденцов хихикнул. Петельников слегка подвинулся к выходу: черт с ними, с этими бабками и с их котом. Но маленькая старушка оказалась сзади и дернула Петельникова за пиджак:

– Ему ничего и не будет?

– Кому?

Она кивнула на закрытую дверь.

– Как его фамилия?

– Литровник, Гришка Литровник.

Леденцов опять засмеялся.

– Вот он смеется, рыжий молодой человек, а нам от Гришки житья нет. На днях сожрал весь студень. Ночами пугает нас зубовным скрежетом. Водку льет в себя, как в решето. У него и счас стоит на тумбе охолодевшая яичница да пустая бутылка от четвертинки водки.

– Откуда знаете? – заинтересовался Леденцов.

– А через скрытую камеру. – Она поджала губы и мельком глянула на замочную скважину.

Теперь пиджак дернули спереди. Петельников повернулся к солидной.

– Товарищ сотрудник, может, Вася и не стоит пятидесяти целковых, да кот-то очень душевный. В туалет человеческий ходит. Картофельное пюре уважает. Гришку-то Литровника терпеть не мог. Фырчит, как от собачьего образа. Мягонький, бочком трется… Мы и живем-то одной семьей: я, Мария да Василий. Без него-то зачахнем. Найди котика, соколик, а?

Одна маленькая, вторая толстенькая… Теперь Петельников глянул в их лица.

У маленькой среди мелких, как песчаная зыбь, морщин смотрелись черные провалившиеся глаза, тонкий нос и тонкие подвижные губы. Она как бы двигалась на месте, переступая ногами, шмыгая носом и шевеля губами.

У полной старушки все было полным: наикруглейшее лицо, круглые глаза, округлый нос… Седые волосы, остатки седых волос, тонко застилали шар головы. Ей бы старинный чепчик. Тогда бы она походила на ту бабушку, у которой была внучка Красная Шапочка. А если не внучка, а внук? Не Красная Шапочка, а, скажем, инспектор уголовного розыска? Приходил бы он домой поздно, усталый, грязный, а она бы сидела на тахте в чепчике, подавала бы ему чистую рубашку, и свежую газету, и гречневую кашу с луком. Ну, и кот Василий…

– Леденцов, отыщешь кота? – спросил, а не приказал Петельников.

– Не могу, товарищ капитан.

– Почему?

– В отделе засмеют.

Старушки молчали, понимая, что работники милиции принимают решение. Полная скрестила руки на объемном животе. Вторая, юркая Мария, стояла тихо, сдерживалась, шевеля губами.

– В Нью-Йорке двести тысяч бездомных кошек, – на всякий случай уведомил Леденцов.

– Гады, – отозвался его начальник.

– Кто? – не понял Леденцов.

– Монополисты, – буркнул Петельников и спросил у старух: – Приметы у кота есть?

– Серенький, в тигриную полоску, с аккуратным хвостиком…

– Не худой и не дюжий, а так посреди…

– Я спрашиваю про особые приметы.

– Есть, – твердо ответила ртутноподвижная Мария. – Нечеловеческая сообразительность.

– И особливая душевность, – добавила та, которая почему-то не носила чепчика.