Долгое эхо любви

…Никогда бы не подумала, что фильм «Неоконченная повесть» получит такое удивительное продолжение. В фильме врач Елизавета Муромцева спасает силою своей любви тяжелобольного человека. Девочка, ставшая замечательным врачом под впечатлением от этого фильма, спасла меня силою участия и огромной чуткостью…

Слава богу, меня миновали инфаркты. Закаленное войной и нелегкой послевоенной жизнью сердце выдерживало, сопротивлялось ударам, которые с настойчивой последовательностью наносила мне жизнь. Но уязвимые места у меня все-таки обнаружились.

Одна из молоденьких артисток как-то спросила меня: «В чем причина долголетия актрис?» Она намекала на «старух» Малого театра, которые и в преклонном возрасте не сходили со сцены.

Девочка не принимала во внимание очевидное: мудрых, обожаемых, сверхталантливых «старух» Малого театра можно пересчитать по пальцам, а тех, кто сгорел, преждевременно ушел туда, откуда не возвращаются, – сотни, если не тысячи. Актер – профессия повышенного риска. И это должны знать те, кто ее выбирает.

У меня отнюдь не слабое здоровье. Когда этого требовала моя работа, я могла выносить запредельные нагрузки. Гораздо труднее мне приходилось, когда я попадала в вынужденные простои или меня пытались «поставить на место» люди, облеченные чиновной или творческой властью. Этого переносить я не могла…

Эмоциональный мир актрисы – особый. Он соткан из таких тонких и нежных струн, что тронь любую – и заплачет, затоскует, заболит вся душа, заноет сердце.

Случаются такие ситуации, когда ничего невозможно сделать. Такое было и у меня. Малый театр находился на гастролях в Ленинграде. Принимали нас очень хорошо. Я играла Глафиру в «Волках и овцах» А. Островского. Это очень подвижная роль, я на сцене прыгала и плясала и вообще демонстрировала непосредственность и очарование молодости. В какой-то момент у меня подвернулась нога, потому что под половиками, которыми был застелен пол, находилось неровное место. У меня порвалось сухожилие голеностопа. Я упала… нет – скорее села на пол. Дали занавес, и акт нормально закончился.

Поскольку я прыгала и плясала, то, что я оказалась на полу, было естественным и не вызвало у зрителей удивления. Но встать я не смогла – жуткая боль в ноге. Тут же «скорая помощь»… И проблема: что делать, надо доигрывать спектакль, зрители не виноваты. Ногу обработали хлорэтилом, она распухла, но, слава богу, на мне была длинная юбка, из-под нее не было видно травмированной ноги. Ее туго перевязали, и я доиграла спектакль со страшными болями.

Вечером ко мне пришли Елена Николаевна Гоголева и Марьяна Турбина, ассистент режиссера. После вопросов о том, как я себя чувствую, слов участия они стали говорить о том, что надо доиграть гастроли, оставалось еще два спектакля.

С жуткой болью я все-таки доиграла эти два спектакля. Приехала в Москву и, естественно, попала в больницу. У меня образовался незаживающий свищ.

Пока я лежала, лечила ногу, все мои роли у меня забрали, отдали моим коллегам, как я горько пошутила, заклятым друзьям. Мне еще недавно говорили, что замены нет, и я должна была на гастролях играть, превозмогая жуткую боль. А тут все роли оказались сразу «пристроенными»…

Так началось мое несчастье. Набирать репертуар трудно, долго, а отдать – в одну минуту.

Через одиннадцать месяцев Зоя Сергеевна Миронова, заведующая отделением спортивной травмы Центрального института травматологии и ортопедии, сказала мне этак небрежно:

– Знаешь, ты приходи завтра… Возьми с собой зубную щеточку, пижамку, мы посмотрим, что там у тебя такое…

Зоя Сергеевна была уникальным человеком. Академик, заслуженный деятель медицины, в прошлом чемпионка страны по конькобежному спорту. Мне страшно повезло, что я попала в ее руки.

На следующий день я и в самом деле пришла в спортивном костюме, с авоськой, в ней была книжка, которую я тогда читала, и самые элементарные предметы туалета. Предполагалось, что пробуду здесь пару дней.

Пришла, а кабинет Зои Сергеевны закрыт. Думаю: «Да что же это такое, она меня позвала, сказала, в какое время прийти, а ее нет». Мимо проходила хирургическая сестра:

– A-а, ты пришла… Ну-ка иди сюда…

Напротив кабинета Зои Сергеевны находилась ванная комната.

– Быстренько переодеваемся! – сказала сестра. – Зоя Сергеевна будет тебя смотреть.

Пока я снимала с себя одежду, мне сделали укол промедола. Мне стало весело и хорошо, я расхохоталась. Подо мной оказалась каталка, и меня повезли из отделения спортивной травмы «веселым поездом». Я хохотала, сестры смеялись, из палат выскакивали ребята-спортсмены, чтобы посмотреть, что это такое там едет с таким шумом и гамом. И только когда меня привезли в какую-то комнату, я догадалась, что это операционная. Хотя операционные фронтовых госпиталей выглядели совсем по-другому.

Зоя Сергеевна сказала – спокойно и благожелательно:

– Ты потерпи, будет сейчас немножко больно.

Мне сделали укол прямо в кость. Тогда было неизвестно, останусь ли я с ногой.

Когда поняла, что сейчас будет операция и насколько все серьезно, я подумала: «Какое счастье, что я попала именно к ней».