Долгое отступление

Критикуя Ленина, Михаэль Бри подчеркивает, что в его концепции «нет места для либерального наследия, которое следовало сохранить при социализме»[74]. Это совершенно верно. Но зато призывы к сохранению и защите либеральной демократии занимают центральное место в рассуждениях Каутского. К сожалению, практический опыт 1920-1930-х годов самым трагическим образом показал, что если левые в условиях кризиса капиталистического порядка ограничиваются защитой либеральных институтов и буржуазной свободы, то в итоге они не добьются не только социальных преобразований, но и сохранения той самой буржуазной свободы, которая рухнет под тяжестью обострившихся общественных противоречий.

Каутский призывал социал-демократов в Веймарской Германии «оберегать республику, то есть существующее государство, а не опрокидывать его»[75]. История очень быстро показала, насколько слабой и бесперспективной оказалась подобная тактика. В условиях, когда либеральная демократия неспособна была поддерживать равновесие между надвигающейся в условиях кризиса революционной волной и поднимающимся фашизмом, попытки социал-демократов сохранять существующий порядок не только были обречены, но и объективно работали на силы реакции, ибо ослабляли революционный лагерь. Это отнюдь не значит, будто сектантская тактика, которую отстаивали — при полной поддержке Москвы — немецкие коммунисты, была верна. Строго говоря, и социал-демократы, и коммунисты внесли свою лепту в крах Веймарской республики, не сумев объединиться, чтобы остановить Гитлера. Но точно так же история Германии 1930–1933 годов показывает, что в эпоху революционного кризиса недостаточно и бесперспективно просто пытаться сохранять демократические институты, не пытаясь одновременно принимать меры по радикальному преобразованию общества. И если это преобразование не будет в интересах социального прогресса осуществлено «слева», оно будет навязано обществу силами реакции «справа», и в такой форме, что катастрофические последствия подобного сценария выхода из кризиса придется расхлебывать на протяжении поколений. Именно исходя из этого Роза Люксембург — в отличие от Каутского — поддержала большевиков в 1917 году, хотя не хуже (а пожалуй, и лучше) него понимала, чем обернутся антидемократические меры русских революционеров.

Уже после Второй мировой войны дискуссия о парламентском пути к социализму возобновилась в коммунистических партиях. Если для социал-демократов середины XX века демократический социализм мыслился как сочетание парламентской политической системы со смешанной экономикой и частичной национализацией промышленности, то коммунистам приходилось уже оглядываться на советский опыт однопартийной системы и полного огосударствления производства. Однако даже в лояльных Сталину коммунистических партиях возникало понимание того, что механически копировать СССР не только невозможно, но и нежелательно. Отчасти на первых порах это осознавал и сам Сталин.

Идеологической опорой для переосмысления политической стратегии, естественно, становились цитаты классиков, в первую очередь рассуждения Маркса и парламентаризме в Британии. Как отмечает Вольфганг Леонгард, до 1946 года эти высказывания основоположника марксизма были известны, но ни в СССР, ни в компартии Германии «не находились в центре идеологического или политического обсуждения»[76]. Ситуация изменилась в феврале 1946 года, когда один из лидеров немецкой компартии Антон Аккерман опубликовал текст «Существует ли особый немецкий путь к социализму?»[77]. Ссылаясь на слова Маркса о возможности парламентского пути к социализму в Британии, Америке и Голландии, он доказывал возможность такого же перехода в Германии, настаивая на том, что в странах с более высоким уровнем развития производительных сил социалистические преобразования примут иную форму, нежели в России, которая была в 1917 году отсталой страной. Поскольку в это время немецкие коммунисты на востоке Германии, в советской зоне оккупации, работали в тесном контакте со сталинским руководством в Москве, нет оснований сомневаться в том, что данное выступление было согласовано. Леонгард в своих воспоминаниях указывает, что переводил на немецкий присланную из СССР статью с поддержкой «тезиса Аккермана», хотя задается вопросом: «Было ли согласие Сталина и тогдашнего советского руководства на самостоятельный путь к социализму искренним?»[78].