Губы Венеры беззвучно зашевелились, но я понял, что она сказала. Как будто тарантул прополз у меня по спине, от поясницы к шее. Волосы этого ублюдка-недомерка упали ему на лоб, и мне показалось, что он глядит из клетки. На нем был дорогой костюм, а бриллиант на пальце метал молнии, которым позавидовал бы сам Зевс. Рыжая красотка держала в ладонях его руку и завистливо гладила этот крупный осколок ледяного дворца Снежной Королевы, готовая отдать себя со всеми потрохами столько раз, сколько потребует его хозяин. Много ли времени прошло? Может, минута, а может быть, полчаса. Я сидел и глядел на них. Для меня больше ничего не существовало. Когда они расплатились и пошли к выходу, я двинулся следом.
Мне невыносимо хотелось посмотреть, на какой машине он приехал. Я очень хорошо запомнил черный кузов-седан и несколько огненных вспышек — это вполне могло оказаться последним, что я видел в нынешней жизни. Я должен был убедиться, та ли это машина, прежде чем вырву ему руки и ноги.
У него оказалась большая машина. Седан. Правда, не черный, но достаточно темный.
— Привет, Эдди, — сказал я.
Он обернулся и хотел уже ответить, но слова застряли у него в глотке. Его узкие глаза на мгновение расширились, потом его губы скривились в мерзкой усмешке.
И знаете, что сделал этот недомерок? Пошел на меня. Он не ожидал от меня такой наглости и решил вправить мне мозги. Оттолкнул рыжую, быстро шагнул ко мне и выбросил вперед правую руку, даже не потрудившись сжать кулак. Этот вонючий гнилой пенек целился мне в челюсть, и, черт возьми, он чуть-чуть не попал.
Чуть-чуть.
Я перехватил эту слабую растопыренную руку и бросил его на землю. Он стал подниматься и заорал, но мой кулак загнал крик обратно ему в глотку. Он повалился на землю и уткнулся лицом в лужицу собственной крови. Я собирался добавить ему еще, чтобы лужица стала большой лужей, в которой он бы и захлебнулся, но тут мой череп как будто треснул и раскололся посередине. Было даже не больно. Просто словно большое тяжелое облако прокатилось по мозгам, громыхая, как пустая железная бочка на булыжной мостовой. Сработали какие-то рефлексы, и еще мгновение мой мозг работал, успев зафиксировать, как блеснули ярко начищенные медные пуговицы, и револьвер опять обрушился мне на макушку. В голове у меня хлопнуло, как будто вылетели пробки, и сознание померкло.
На этот раз я пришел в себя не в снежно-белой комнате. В воздухе витал специфический запах, но это был не антисептик. Не было и мумии. Все было покрашено в противный ярко-зеленый цвет. Жалюзи на окне отбрасывали на пол тени, как будто на полу валялся пьяный моряк в тельняшке. Но по мере прояснения сознания до меня дошло, что на окне вовсе не жалюзи, а горизонтальные стальные прутья.
— А, проснулся, — как из колодца раздался противный голос.
Я не ответил и потрогал голову. Было бы лучше, если бы я не делал этого. Вся голова моя была до ушей обмотана бинтами, которые соединили расколотый на две половинки череп.
— Хочешь поесть?
От слова «поесть» меня замутило. Я отказался, но он все равно принес поднос, и мне удалось сделать несколько глотков кофе. Это меня оживило, и я решился съесть кусочек тоста.
Потом пришел врач и осмотрел голову, сравнивая оригинал с двумя рентгеновскими снимками. Я спросил:
— Есть на что поглядеть?
— Ты счастливчик, парень.
— Все врачи говорили мне это.
— На полдюйма влево или вправо — и ты был бы мертв.
— Все хорошо, что хорошо кончается. — Я посмотрел на полицейского, который сидел в углу с газетой. — Я видел медные пуговицы, когда револьвер чуть не вышиб у меня мозги.
Полицейский оторвался от чтения.
— Ты нарушил общественный порядок. Ты совершил нападение с попыткой убийства.
— Я требую адвоката. Немедленно.
— Суд назначит тебе его.
— К черту. Я требую моего адвоката. Кто приказал задержать меня?
Врач вытряхнул на стол около кровати несколько таблеток.
— Я бы не советовал вам сейчас так нервничать. Вам необходим покой, хотя бы несколько дней.
— Ерунда. Я обращусь к своему врачу, если захочу, и вы чертовски хорошо знаете, что я имею на это право. Я хочу вырваться из этой мышеловки.
Я увидел, как врач посмотрел на полицейского и пожал плечами.
— Ему решать, — сказал он.
Полицейский положил газету и вышел. Через пять минут он вернулся. С ним был Линдс. Мой старый знакомый опять выглядел довольным. Даже счастливым. Я обозвал его сукиным сыном и попытался лягнуть в живот. Он искоса посмотрел на меня, как на моль, на которую глупо сердиться за то, что она вертится вокруг лампочки. Голова у меня разболелась пуще прежнего.
— Ты уже знаешь, почему ты здесь? — Линдс усмехнулся.
— Он знает, — ответил за меня коп в углу. — Я сказал ему. Он думает, что он умный.
— Да, очень умный, я знаю.
Он достал из кармана блокнот, развалился на стуле, вытянув ноги, и ждал, что я еще скажу.
Он бы долго так просидел, если бы в камеру не ввалилась пресса. Логан, собственной персоной. Полицейский у двери в нерешительности смотрел на Линдса, ожидая его приказаний.
Логан протянул капитану конверт и сказал бесстрастно: