Долгое падение

Мануэля не осудили за то изнасилование. Он оправдался в суде, и присяжные сочли, что преступление Не Доказано. Мануэль думает, что провернул в суде хорошую работу, да еще какую, но Даудолл знает, что дело просто в том, что присяжными были женщины. Присяжные Глазго – особенно присяжные-женщины – не верят в настоящие изнасилования. Они думают, что изнасиловали распутных девиц, которые сами того желали – и объявили об изнасиловании, чтобы прикрыть собственные грехи.

Леди, которую Мануэль угрожал обезглавить, возвращалась на автобусе домой с работы и шла по темному переулку. Он схватил ее за волосы и утащил к железнодорожной насыпи, сломав ей ударом зубы. Жюри присяжных сочло преступление Не Доказанным.

Им не рассказали, что Мануэля судили за другое изнасилование на той же самой насыпи семь лет тому назад – вопящего трехлетнего мальчика оставили стоять на дороге и смотреть, как его мать утаскивают по тому же самому склону в темные поля. За то преступление Мануэль получил шесть лет в Питерхеде[19].

Даудолл думает о тех женщинах, когда Мануэль продолжает рассказывать о человеке, который не он.

– Он не хотел ранить юную девушку, поэтому нокаутировал ее ударом в челюсть. Она упала на пол. Нокаут. После этого он не знал, что делать, но был голоден, потому отправился на кухню, крошечную кухню-камбуз – желтые поверхности из формайки[20] и буфеты вдоль стены, – и приготовил себе немного еды, всего лишь крошечный сэндвич с ветчиной. И с неплохой ветчиной, срезанной с окорока, а не в желе из жестянки. Он в затруднительном положении, понимаете? Ведь девочка – она же видела его лицо. Поэтому он в гостиной ест свой крошечный сэндвич, как вдруг слышит шум из первой спальни, той, в которой две женщины.

История Мануэля ускоряется, переходя с рыси в галоп. Он говорит все быстрей и быстрей.

Женщина в первой кровати не была мертва. Она вроде как булькала, эдакий влажный кашель, поэтому он выстрелил в нее снова. Едва он это сделал, едва вернулся и почти доел свой сэндвич, как снова услышал девушку. Она очнулась. Она закричала. Он вернулся туда и выстрелил в нее тоже, и она упала в углу. Потом постоял там и выкурил пару сигарет. Пошел в гостиную и сделал глоток джина из бутылки, стоявшей на туалетном столике. Сухого джина «Маскаро».

Даудолл покрывается по́том, и его щека изнутри распухает.

– Однако кое-кто может задаться вопросом, – тихо говорит он, – если это был другой человек, а не вы, откуда вам известно столько деталей?

Мануэль тянется к нему, и у Даудолла уходят все силы, чтобы не ударить его по руке, отбрасывая ее прочь.

– О, понимаете ли, тот человек, – выдыхает Мануэль, – пришел ко мне сразу после случившегося, наутро, и…

Мануэль замолкает. Он молчит слишком долго, таращаясь на столешницу. Ни веселый, ни печальный. Он просто таращится на столешницу. А потом возвращается.

– Он просто уничтожен тем, что сделал. Он вот такой…

Мануэль трясет руками перед Даудоллом.

– В ужасе. «Спрячь для меня этот револьвер», – говорит он. Поэтому я взял револьвер. И спрятал его. И я могу его достать.

Револьвер так и не нашли. Мануэль предлагает нечто конкретное, физическое доказательство, которое может оправдать мистера Уотта.

Даудолл стоит в шаге от капкана. Мануэль это видит. Он откидывается на стуле и медленно водит руками по столешнице; влажные ладони заставляют краску скрипеть, и скрип наполняет комнату.

– Вы можете описать револьвер?

Мануэль ухмыляется:

– Я сделаю еще лучше: я его нарисую.

Даудолл дает ему бумагу и карандаш, и Мануэль действительно рисует револьвер.

Капкан смыкается на ноге Даудолла. Зубья его настолько остры, что он даже не чувствует, как они в него вонзаются.

Это весьма неплохой рисунок револьвера «Уэбли». Мануэль гордится своим рисунком, Даудолл ощущает это и делает ему комплимент:

– Вы очень искусный художник.

Мануэль пожимает плечами. Он уже это знает.

– Могу я взять рисунок?

Мануэль, похоже, польщен.

– Конечно, почему бы и нет.

Даудолл вкладывает рисунок в свои бумаги. По закону он не может забрать с собой любое сообщение заключенного, если только он не его юрист.

– Благодарю вас, мистер Мануэль. – Даудолл встает, чтобы уйти.

– Значит, вы подадите прошение, чтобы меня выпустили под залог?

Глаза Мануэля скользят от бумаг к лицу Даудолла, и по его лицу расползается хитрая улыбка.