Долгое прощание

Будь ты хоть семи пядей во лбу, для начала поисков надо что-то иметь: имя, адрес, район, что-то из прошлого или настоящего – какую-то точку отсчета. У меня был всего лишь желтый скомканный листок со словами: ?Вы мне не нравитесь, доктор В. Но сейчас вы самый нужный мне человек?. При такой наводке цель должна была быть не меньше по размеру, чем Тихий океан. Можно было потратить месяц, изучая списки доброго десятка медицинских ассоциаций округа, и прийти к большому круглому нулю. У нас в городе шарлатаны плодятся быстрее морских свинок. На сто миль вокруг муниципалитета протянулись восемь округов, и в каждом городке каждого округа есть врачи. Одни настоящие, другие имеют лицензии на то, чтобы удалять мозоли или прыгать у вас на позвоночнике. Среди настоящих врачей есть преуспевающие, а есть и бедные, часть соблюдает врачебную этику, а часть не может себе позволить этой роскоши. Пациент с приличным доходом, в начальной стадии белой горячки, мог оказаться просто подарком для какого-нибудь старикана, прогоревшего на приписывании витаминов и антибиотиков. Но для начала нужна была хоть малейшая зацепка. У меня ее не было, у Эйлин Уэйд – тоже, или она о ней не догадывалась. Даже если бы я нашел подходящего человека с тем самым инициалом, не исключено, что это просто миф, сотворенный Роджером Уэйдом. Он мог выдумать эту букву ?В?, накачавшись спиртным. Скотта Фитцджеральда мог приплести просто так, на прощание.

В такой ситуации глупый человек идет за помощью к умному. Вот и я позвонил одному знакомому из организации Карне. Это шикарное агентство в Беверли Хиллз, которое специализируется на защите интересов транспортного бизнеса и защищает их всеми способами, вплоть до балансирования на грани закона. Знакомого звали Джордж Питерс, и он сказал, что уделит мне десять минут, если я приеду прямо сейчас.

Агенство занимало половину второго этажа в одном из этих нежно-розовых четырехэтажных зданий, где двери лифта вам открывает фотоэлемент, где тихие и прохладные коридоры, места на автостоянках помечены фамилиями начальников, а у аптекаря в вестибюле вывихнута кисть от того, что он без конца насыпает во флакончики таблетки снотворного.

Входная дверь была темно-серая, а на ней металлические буквы, четкие и острые, словно новенький нож: ?Организация Карне. Президент Джеральд К, Карне?. Ниже, буквами поменьше: ?Вход?. Все это напоминало крупный трест.

Приемная была маленькая и уродливая, но уродство рассчитанное и дорогое. Мебель ярко-красная и темно-зеленая, стены тускло-зеленые, а картинки на них – в зеленых рамах на три тона темнее. Картинки изображали парней в красных фраках, верхом на здоровенных лошадях, которые так и рвались перемахнуть через высокие изгороди. Висели здесь и два зеркала без рам, окрашенные в очень нежный, но достаточно омерзительный розовый цвет.

Журналы на полированном столике были самые свежие, каждый номер в прозрачной пластиковой обложке. Декоратор, который обставлял эту комнату, цветобоязнью явно не страдал. Сам он, вероятно, носил алую рубашку, лиловые штаны, полосатые ботинки и пурпурные подштанники, на которых оранжевым были вышиты его инициалы.

Все это было только витриной. С клиентов агентства Карне брали минимум сотню per diem и обслуживали на дому. Ни в каких приемных они сроду не бывали. Карне был раньше полковником военной полиции – здоровенный цветущий малый, с характером жестким, как доска. Он как-то предлагал мне работу, но я ни разу не дошел до такого отчаяния, чтобы согласиться. На свете есть сто девяносто видов подлости, и Карне знал их все назубок.

Матовая стеклянная перегородка раздвинулась, выглянула секретарша. У нее была чугунная улыбка и глаза, которые способны пересчитать деньги у тебя в заднем кармане.

– Доброе утро. Что вам угодно?

– Я к Джорджу Питерсу. Меня зовут Марлоу. Она заглянула в зеленую кожаную книгу.

– Он вам назначил, м-р Марлоу? Не вижу вашей фамилии в списке на сегодня.

– Я по личному делу. Только что договорился с ним по телефону.

– Понятно. Как пишется ваша фамилия, м-р Марлоу? И, будьте добры, ваше имя.

Я сказал. Она записала на длинном узком бланке и пробила его на контрольных часах.

– К чему вся эта показуха? – осведомился я.

– Для нас нет мелочей, – холодно ответствовала она. – Полковник Карне говорит, что самый заурядный факт может вдруг оказаться очень важным.

– Или наоборот, – заметил я, но до нее не дошло. Покончив со своей бухгалтерией, она подняла глаза и объявила:

– Я доложу о вас м-ру Питерсу.