Долгое прощание. Обратный ход

Я доехал до петли на дороге и остановился у деревянного дома с покатой крышей и широкой верандой. Двойные двери были затянуты сеткой. На ней дремали большие черные мухи. От дома между вечнозелеными и вечно пыльными калифорнийскими дубами расходились тропинки. Среди дубов по склону холма были разбросаны маленькие коттеджи, некоторые были почти целиком скрыты зеленью. У тех, которые я разглядел, был запущенный нежилой вид. Двери закрыты, окна занавешаны какой–то унылой тканью. На подоконниках явно лежал толстый слой пыли.

Я выключил зажигание и посидел, прислушиваясь и не снимая рук с руля.

Ни звука. Это место казалось мертвым, как мумия фараона, разве что дверь за сеткой была открыта, и в полумраке комнаты что–то двигалось. Потом раздалось негромкое четкое посвистывание, за сеткой обозначилась фигура мужчины, он распахнул ее и стал спускаться по ступенькам. Глаз от него было не оторвать.

На нем была плоская черная ковбойская шляпа с плетеным ремешком под подбородком. На нем была белая шелковая рубашка, безупречно чистая с отложным воротником, тугими манжетами и пышными свободными рукавами. Шею обматывал черный шарф с бахромой – один конец короткий, другой свисал почти до пояса. На нем был широкий черный кушак и черные брюки – угольно–черные, на бедрах в обтяжку, простроченные золотом по боковому шву до разреза; внизу они расходились широким клешем, и вдоль разреза по обеим сторонам шли золотые пуговицы. На ногах у него были лакированные танцевальные туфли.

Сойдя с лестницы, он остановился и взглянул на меня, продолжая насвистывать.

Он был гибкий, как хлыст. Из–под длинных шелковистых ресниц смотрели глаза дымного цвета, самые большие и самые пустые, какие я видел в жизни. Черты лица тонкие и правильные, но резкие. Прямой нос, красивый припухлый рот, на подбородке ямочка, и маленькие уши, аккуратно прилегающие к голове. Кожа была того бледного оттенка, который не поддается загару.

Он встал в позу, подбоченившись левой рукой, а правой описал в воздухе изящную дугу.

– Приветствую, – промолвил он. – Чудный денек, правда?

– Для меня жарковато.

– Я люблю, когда припекает. – Заявление было решительным, окончательным и обсуждению не подлежало. Мои вкусы его не интересовали. Усевшись на ступеньку, он извлек откуда–то длинную пилочку и стал обтачивать ногти. – Вы из банка? – спросил он не подымая глаз.

– Мне нужен доктор Верингер.

Он перестал орудовать пилкой и поглядел в жаркую даль.

– Это кто такой? – осведомился он без особого любопытства.

– Хозяин здешних мест. Чего скромничаете? Как будто не знаете, черт побери. Он снова занялся ногтями.

– Чего–то путаешь, старичок. Здесь хозяин – банк. Конфисковали ? просрочена закладная, что ли. Не помню подробностей.

Он взглянул на меня, давая понять, что подробности его не интерсуют. Я вышел из ?олдсмобиля? и прислонился к горячей дверце, потом перешел подальше, где можно было дышать.

– И какой же это банк?

– Если не знаешь, значит, ты не оттуда. Если не оттуда, значит, тебе здесь делать нечего. Скатертью дорожка, красавчик. Катись, да поживее.

– Мне нужен доктор Верингер.

– Заведение закрыто, старичок. Читал объявление? Сюда нельзя. Какой–то лопух забыл закрыть ворота.

– Вы сторож?

– Вроде того. Кончай допросы, старичок. А то у меня характер вспыльчивый.

– И что же будет, если рассердишься – танго со мной станцуешь?

Он внезапно и ловко поднялся на ноги. Улыбнулся одними губами.

– Похоже, пора закинуть тебя в атомобильчик, – сказал он.

– Это потом. Где сейчас найти д–ра Верингера?

Он сунул пилку в карман рубашки и вытащил вместо нее что–то другое.

Быстрое движение, и на кулаке блеснул кастет. Кожа у него на скулах натянулась, в глубине больших мутных глаз вспыхнул огонек.

Он небрежно двинулся ко мне. Я отступил назад, держа дистанцию. Он насвистывал, но звук стал высоким и пронзительным.

– Драться не надо, – сообщил я ему. – Чего мы не поделили? Да и красивые штанишки могут лопнуть.

Двигался он быстро, как молния. Одним легким прыжком очутился возле меня и стремительно, словно змеиный язык, выбросил вперед левую руку. Я ожидал удара по голове и вовремя увернулся, но он, оказывается, хотел схватить меня за правое запястье. Хватка у него была что надо. Он дернул меня, я зашатался, и кастет взлетел в воздух. Тресни он меня разок по затылку, я бы очнулся в больнице. Вырываться не годилось – он заехал бы мне сбоку или по плечу. Остался бы я и без того и без другого. В такой передряге остается лишь одно.

Я поддался его рывку. Но успел сзади блокировать его левую ногу, вцепился ему в рубашку и услышал, как она рвется. Удар пришелся мне по затылку, но не кастетом. Я резко повернулся влево, перебросил его через бедро, но он по–кошачьи приземлился на ноги, пока я не успел обрести равновесие. Теперь он ухмылялся, наслаждаясь дракой. Любил свою работу. И снова кинулся на меня стремглав.

Откуда–то раздался громкий густой голос:

– Эрл! Прекрати сейчас же! Сию минуту, слышишь?

Бравый ковбой остановился. По лицу у него блуждала какая–то дурная улыбка. Он сделал быстрое движение, и кастет исчез за широким поясом.