Долгое путешествие

Девяносто первый год и последовавшее крушение и Советского союза, и всей коммунистической системы, застали Владимира, как и миллионы других советских граждан, врасплох, повергнув в полную растерянность. Цены устремились вверх, денег выделяли мало, вплоть до того, что было нечем заправлять старенькие служебные Жигули.

Началась мучительная борьба за выживание. Подработка извозом по вечерам, ночная работа сторожем на складе коммерческой фирмы, неудачные попытки торговли то водкой, то сигаретами – всё это приносило копейки. Не удивительно, что две тысячи долларов, предложенные адвокатом за закрытие дела о жестоком избиении предпринимателя, в котором обвинялся молодой парень, связанный с Великолукской группировкой, показались Владимиру Николаевичу целым состоянием. Он не смог устоять.

Так он открыл для себя тот щедрый источник прибыли, к которому уже припали тысячи его коллег изо всех правоохранительных органов по всей стране. Сначала он брал деньги просто за протекцию и закрытие уголовных дел. Потом стал прижимать предпринимателей, не желавших платить бандитам, возбуждая против них уголовные дела. Через пару лет дошел и до того, что самолично считал арматурой ребра должников. Были на его счету и убийства, совершенные по заказу своих новых друзей, и заказные изнасилования родственниц несговорчивых жертв рэкета. Неизвестно, до чего бы это дошло, но в девяносто четвертом великолукские крепко поссорились с тамбовскими, а потом умудрились переругаться и внутри себя. Автоматные очереди, одного за другим, уничтожили почти всех членов самой влиятельной «бригады» города на Неве.

Владимиру Николаевичу хватило ума и везения оказаться в стороне от этих разборок, а через некоторое время ему, уже прокурору Приморского района, поступило недвусмысленное предложение от тамбовцев. Они к тому времени занялись серьезным бизнесом и потихоньку, с помощью высоких покровителей из Мэрии и Государственной думы, подбирали под себя все нефтяные объекты города. Участие прокурора в бандитских разборках им не требовалось, своих бойцов хватало, а вот прикрытие по уголовным делам им было бы весьма полезно.

Их симбиоз продлился около пяти лет. За это время бандиты, так или иначе, поставили под свой контроль почти весь крупный бизнес в городе, а Виктор Николаевич дорос до заместителя прокурора города. Однако в 1999 году у всемогущих хозяев города начались проблемы – прокатилась новая волна убийств, а потом и арестов. Следователи из Генеральной прокуратуры почти подобрались и к самому Владимиру Николаевичу, но тут ему снова повезло: бывший вице-мэр Петербурга стал Президентом России. Начался массовый исход питерских чиновников в Москву, а московским следователям настоятельно посоветовали на прокуратуру северной столицы внимания не обращать.

А вскоре Владимир Сергеев и сам оказался в Генеральной прокуратуре. Но не на допросе, а заместителем руководителя одного из следственных управлений. А еще через несколько лет, когда Следственный комитет отделился от прокуратуры, заслуженного работника прокуратуры назначили с присвоением генеральского звания на важнейший пост – руководить следственными действиями в столице. Здесь масштаб доходов был совсем другой, и Владимир Николаевич черпал полной ложкой.

Я морщусь, перебирая в памяти эпизоды из жизни генерала. Меня буквально тошнит от того, что я вижу. Самое страшное, что если я залезу в головы половины российских чиновников, а то и больше, я увижу картины не меньшей омерзительности. Как там говорил их писатель Салтыков-Щедрин? Пьют и воруют? Ну, да. Именно это, увы, прекрасно описывает происходящее в стране. И от этого больно, страшно и удивительно – страна-то красивая и богатая, люди-то красивые, умные и добрые. Как же это они позволяют всё это с собой творить? Неужели, не видят? Или видят, но не хотят менять?

Вот эта их уродливая азиатская царская покорность – откуда она? Неужели, еще со времен татаро-монгольского ига, когда русские князья покорно (и радостно) убивали братьев и сородичей ради разрешения на правление от азиатских завоевателей? Или это от самодержавных и властных царей – маньяка Ивана Грозного, самодура Алексея Михайловича, палача Петра Первого? С давних времен и до сих пор, столетиями выглаженная покорность. Или это от их православной церкви идет? Но ведь у греков же такого нет. Не то православие? Или просто русское православие специально затачивалось под то, чтобы поддерживать самодержавную безграничную власть правителя и полную бесправную покорность народа? Эти их ныне модные духовные скрепы.

Стук в дверь прерывает мои размышления.

Я молча киваю на стул вошедшему старшему лейтенанту. Он немного неуверенно садится.

- Докладывай, - я откидываюсь на высокую спинку большого кожаного кресла.