Мы также изучали сети наркодилеров, через которые получали и сбывали свой товар Марк и Дебби, наши тренировочные объекты. Их поселили в другом трейлере, отдельно от студентов лагеря. По всему трейлеру федералы разместили скрытые камеры, так что по ночам мы с моими фальшивыми родителями наблюдали за Марком и Дебби в естественной среде, чтобы иметь хорошее представление о том, как они общаются и ведут себя друг с другом, когда думают, что никто не смотрит.
Мы практиковали беседы "за жизнь" в образах своих персонажей, используя информацию из наших легенд, озвученных на брифинге. Так сказать, входили в роль. Обычно при работе под прикрытием стараются как можно меньше приукрашивать свои истории, но нас было трое, и нам предстояло длительное задание. Необходимо было убедиться, что рассказы совпадают, так что мы досконально запоминали факты из жизни наших персонажей, которые были известны, и тщательно договаривались, чем заменить то, о чем мы не знали. Мы придумали несколько десятков общих баек - из тех, что есть у каждой семьи, чтобы рассказать при случае. Типа почему Бет не любит шоколад или от кого по бабушкиной линии "Мама" унаследовала кудрявые волосы. Травмы и ссадины, полученные при интенсивных тренировках у мистера Смита, тоже шли на пользу: мы сочиняли отличные истории о том, какой эпизод из моего детства закончился соответствующим шрамом.
У меня появился айпод, под завязку забитый музыкой, которую слушала Дебби. Я слушал ее между занятиями в школе, на стрельбище, в общем, везде, где только можно - 6000 банальных образчиков громкого злобного трэш-металла, громкого злобного хип-хопа, громкого злобного рока и слезоточивых баллад.
Дебби и я ежедневно проводили по три часа вместе, моя посуду в школьном кафетерии. Хотя Дебби выглядела на двадцать с лишним, на самом деле ей было шестнадцать. Она носила слишком много макияжа и выглядела как деревенская потаскушка, с ее тесными джинсами, мешковатыми фланелевыми рубашками, байкерскими сапожками и реперскими шапочками. Как у большинства тинейджеров из бедных семей, у нее был лишний вес, плохие зубы и плохая кожа.
Совместное мытье посуды было моей идеей. Изначально по тренировочному плану я должен был проводить с ней интервью, но я прекрасно понимал, что это даст мне только информацию, без малейшего представление о том, как себя вести. Мой опыт в Корпусе морской пехоты подсказывал, что лучший способ по-настоящему узнать человека - это делать вместе с ним что-то неприятное и выматывающее. Так что я добился, чтобы нас поставили вместе на кухню скоблить тарелки и нарезать овощи. Разумеется, единственный способ развеять скуку в такой ситуации - это тешить себя долгими разговорами. "Мама" и "Папа" взяли мой метод на заметку и назначили себе работу в компании с Марком. Днем они копали канавы для полосы препятствий, а по вечерам вместе драили полы в здании.
Дебби растил отец. В одиночку - ее мать убежала с бандой байкеров, когда дочке было три года. Отец работал на ферме, пока "эти грёбаные мексикашки не с%&или его работу", а затем, чтобы покрыть счета, начал толкать спид. В итоге он кончил тем, что стал дистрибутором той же самой банды байкеров, с которой когда-то сбежала его жена, и слонялся по всему побережью Калифорнии с карманами, полными спида. Дебби вошла в дело, едва ей исполнилось 14, и ей не один десяток раз удавалось миновать полицейские кордоны, спрятав под одеждой наркотики или пушки для взрослых членов банды. В конце концов, наказание для несовершеннолетних гораздо мягче, чем для взрослых ублюдков.
Не очень-то она мне нравилась, если уж на то пошло. Но ненависти к ней во мне не было тоже. Ее отец отморозок и подонок, исправить его может только могила, так что она росла такой же трахнутой в голову, как он. У нее были огромные надежды на будущее, связанные с программой по защите свидетелей, но я-то понимал, что ее "новый старт" окажется не таким уж радужным. Она говорила "fuck" через слово, никогда не использовала корректное слово, если можно было заменить его расистским словечком, она вылетела из школы в девятом классе. У нее были кое-какие планы вернуться в школу благодаря программе защиты и учиться на юриста, потому что ей очень нравилось спорить. Но я чувствовал местом пониже спины, что к девятнадцати годам у нее уже будет ребенок, а к тридцати - еще трое или четверо, и возможно она проведет остаток жизни на сраных временных работах, вкалывая на тех же "мексикашек", которых так ненавидела.